Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В течение многих веков субъектно/объектные отношения между мужчинами и женщинами носили ярко выраженный властный характер с доминирующей позицией маскулинного субъекта. Исследователи феминистского направления утверждают тесную связь между мужским началом и властью, которая коренится в природе, разделившей человечество по половому признаку. «Власть мужчины – это первое метафизическое утверждение самости… Эта самость не просто переживается субъективно. Она защищается и традицией, и законодательством, она провозглашается в искусстве и литературе, она задокументирована историей, она поддерживается при рас пределении материальных благ» (Дворкин А. Порнография. Мужчины обладают женщинами [Текст] / Введение в гендерные исследования. Ч. 2 Хрестоматия. / ред. С. Жеребкина. – Харьков: ХцГИ, 2001; СПб: Алетейя, 2001. С. 201) Исследуя природу мужского превосходства, А. Дворкин определяет природу мужской самости как захватническую, выражающуюся «в абсолютном праве брать все, в чем она нуждается для поддержания себя» (Дворкин

A. Порнография. Мужчины обладают женщинами [Текст] / Введение в гендерные исследования. Ч. 2 Хрестоматия. / ред. С. Жеребкина. – Харьков: ХцГИ, 2001; СПб: Алетейя, 2001. С. 201) Проявления власти мужчины в отношении женщины могут быть, согласно А. Дворкин, разными – физической силой, которая на протяжении веков была мужской привилегией, способностью терроризировать, вызывать страх, воинственностью, утверждением креативности как мужского начала, легитимацией экономического господства. Сплетение этих типов власти выражается в понятии, введенном в культурологический дискурс А. Грамши – «гегемония», которая не признает первостепенного значения силы, но основана на тех преимуществах, которые дают религия, экономические структуры, рутина повседневности, масс медиа и т. д. «Несмотря на то, что гегемония не соотносится с преимуществом, основанном на силе, она часто сопутствует ему. Физическое или экономическое насилие поддерживают доминантные культурные модели, а идеологии оправдывают тех, кто обладает физической силой закона и порядка. Связь между гегемонной маскулинностью и патриархальным насилием тесная, но не простая» (Connell

B. Hegemonic Masculinity. In: Gender. A Sociological Reader. L. – NY: Routledge, 2002. P. 60). Отношения мужчины и женщины с давних пор основываются на власти доминирующего субъекта, каковым в течение многих веков являлся мужчина. Хотя женщина не один раз в истории и культуре показывала свое превосходство и становилась «лидером» или инициатором в отношениях с мужчинами (любовных, семейных или институциональных), сторонники феминизма утверждают, что это не приносило ей истинного равенства. Любовь, по их мнению, идет вразрез с интересами женщин – «в любви нет ничего, кроме отношения, основанного на доминации мужчины, которая обманно наряжается в одежды, сулящие блага женщине. Без этих одежд не останется ничего из того, что мы называем любовью» (Gilbert P. Human Relationships. Oxford UK– Cambridge USA: Blackwell, 1991. P. 52) Тем не менее, эту «вторичность» женщины можно рассматривать и с точки зрения специфичности ее субъективности. «Главным парадоксом состояния женщины является то, что быть истинно свободной для женщины – это значит понять те пути, которые природа создала для нас – пути привязанности и зависимости от любви, отношений, интимности и правильного типа Эроса в руках правильного мужчины или женщины», – пишет известная исследовательница фемининности Н. Вольф. (Wolf N. Vagina. A New Biography. L.: Virago, 2012. P. 96) Что касается от ношений в семье, женщине издавна отводился вторичный объектный статус в сравнении с «главой семьи», обеспечивающим материальное благополучие. Это тем более относится к положению женщин на рынке труда и в культурном производстве, причем именно эта сфера подверглась, пожалуй, наиболее радикальным изменениям благодаря завоеваниям феминизма и сдвигам в экономической сфере в целом, происходившим на протяжении всего XX века.