Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В европейской мысли у истоков понимания отношений мужчин и женщин как отношения власти стоит Ф. Ницше. В теории любви Ф. Ницше четко прослеживается поляризация мужского и женского начала, постоянная «война полов». «Любовь в своих средствах война, в своей основе – смертельная ненависть полов». (Ницше Ф. Ecce Ното[Текст] / Ф. Ницше. Сочинения в 2 томах. Т. 2. – М.: «Мысль», 1990. С. 727) Для Ницше любовь – это прежде всего выражение стремления к господству, всеобщего желания власти, обладания: «… любящий хочет безусловного и единичного обладания вожделенной особою, он хочет столь же безудержной власти над ее душой, как и над ее телом, он хочет один быть любимым и жить и властвовать в чужой душе как нечто высшее и достойное желания» (Ницше Ф. Ecce Ното [Текст] / Ф. Ницше. Сочинения в 2 томах. Т. 2. – М.: «Мысль», 1990. С. 202) Ницшеанская традиция изначально предполагает подчиненное положение женщины, ей отведено вторичное место в социуме, который и является ее подлинным Господином, принимая ту или иную форму Носителя власти в зависимости от культурных доминант эпохи. «Как бы высоко женщины ни почитали своих мужей, они еще более почитают признанные обществом силы и представления; они в течение тысячелетий привыкли выступать перед всякой властью согнувшись, со сложенными на груди руками и порицают всякое восстание против общественной власти» (Ницше Ф. Ecce Ното[Текст] / Ф. Ницше. Сочинения в 2 томах. Т. 2. – М.: «Мысль», 1990. С. 435). Идеи отношения мужчины и женщины как опозициии господства/подчинения, где маскулинный субъект представляет собой фигуру Господина, пронизывали все дискурсивное пространство западной цивилизации вплоть до конца XX века, когда наступление феминизма и постмодернизма с его акцентом на деконструкцию оппозиций изменили порядок дискурса, хотя и не окончательно. Интересно, как мужчины и женщины строят образы себя и друг друга в обществе, как воспринимается поведение маскулинного субъекта. «Любая политика, которая не ставит эти вопросы в центр своей теории, должна была оказаться на свалке истории. Поскольку сексизм и гендерные роли являются вопросами, которые затрагивают самые глубокие личностные измерения человеческой жизни, политика, которая была слепа к опыту человеческого субъекта, была изуродована с самого начала» (Eagleton T. Literary Theory. Oxford, 1996. P. 159). В разные историко-культурные эпохи соотношение элементов субъектно/объектной оппозиции маскулинности и фемининности менялось вплоть до реверсирования. Выделение определенных исторических периодов является, несомненно, весьма условным: «…не существует четкой линии, разделяющей исторические эпохи ни в тотальности реальной жизни, ни в ее семантической обработке», – пишет Н. Луман в своем ис следовании изменения семантики межличностных отношений в различное время. (Luhman N. Love as Passion. The Codification of Intimacy. Cambridge: Polity Press, 1986.P. 42)

Тем не менее даже условно выделенные исторические периоды дают нам возможность понять как смену отношения в обществе к культурным явлениям и текстам, так и разницу в способе репрезентации. Проблема смыслового наполнения культурного текста в последующие его созданию эпохи давно привлекает философов, искусствоведов и куль турологов, давая различные ответы на вопрос соотношения текста и контекста. Каждое произведение несет на себе груз предыдущих смыслов, приобретая в то же время те, которые соответствуют бытию произведения «здесь-и-сейчас», становясь интертекстом. В этих условиях оппозиция господства/подчинения как основа отношений мужчин и женщин проходит ряд трансформаций, обусловленных различием гендерных отношений в ту или иную эпоху. Сдвиг внимания в сторону интерсубъективности, отказ от жесткого бинаризма маскулинности/ фемининности по-новому (вернее, переосмысляя древние пласты культурных смыслов) видит и картину отношений господства/ подчинения в гендерном аспекте. «Нам следует уважать потенциал «порабощения» женщины Эросом и любовью. Только уделяя ему значительное место, вместо того чтобы подавлять его или смеяться над ним, мы можем понять его. Когда женщина вступает в эту борьбу с любовью и желанием, она не подчинена своему предмету эелания, она, по сути дела, борется сама с собой, пытаясь найти способ утвердить свою автономность и в то же время не отделяя себя от той части своего «Я», которая была пробуждена возлюбленным в желании соединения». (Wolf N. Vagina. A New Biography. L.: Virago, 2012. P. 96)

На протяжении долгого времени женщина занимала позицию Другого в культуре маскулинной гегемонии. Но смена культур ной парадигмы, произошедшая на рубеже второго и третьего тысячелетий, внесла изменения в статус женщины как объекта маскулинного господства, что связано с общим изменением отношения к Другому в «посткультуре».