Философия настоящего

Растения и животные, в свою очередь, представляют для науки такие объекты, существенные характеристики которых обнаруживаются не в том, что претерпевает трансформацию, а в самом этом процессе и в формах, которые объект в ходе этого процесса принимает. Поскольку этот процесс включает взаимодействие животного или растения с окружающими объектами, то очевидно, что процесс жизни придает среде характеристики так же реально, как она — растению или животному. Между тем растения и животные — не только живые объекты, но и физические. Реальность их как физических объектов может быть сведена к чему угодно, что претерпевает трансформацию; формы их при этом становятся несущественными. И как таковые они и должны войти в круг интересов физика и химика. Жизненный процесс неизбежно исчезает при редукции этих процессов к выражениям энергии. Введение жизненной силы не помогло бы здесь вообще; если бы ее удалось найти, она неизбежно подверглась бы той же редукции.

Разница между физиком и биологом кроется, несомненно, в задачах, которые рассматриваются их науками, в реальностях, которые они ищут. А их процедура соответствует их задачам. Задача физика — редукция, задача биолога — производство. Биолог не может исследовать, пока не получит в распоряжение продолжающийся жизненный процесс. Он должен меж тем располагать физическими средствами для этого процесса и, следовательно, должен быть не только биологом, но и физиком. Если он сводит реальность жизненного процесса к средствам, которые он использует, то он становится механиком. Если жизненный процесс предстает ему реальностью, возникшей из физического мира, и он изучает условия, при которых тот сам себя сохраняет, то он телеолог. Эти две установки входят в конфликт друг с другом только тогда, когда, с одной стороны, он отказывает этому процессу в реальности, поскольку может свести входящие в него объекты к энергии, и, следовательно, отказывается признать, что изучаемый процесс — возникшая реальность, а с другой стороны, когда он устанавливает входящие в процесс физические и химические вещи сугубо в терминах этого процесса и делает их, тем самым, Аристотелевыми качествами, или прилагательными. Таким образом, если биолог занимает позицию, что все составляющие вещей на самом деле суть потенции вещи, предполагающие, что она уже существует, то он становится аристотелианцем или, в современной атмосфере, «типовым» идеалистом; и если он будет последователен, то он оставит поле научных исследований и будет отрицать возможность эмерджентности вообще.

Что я хотел здесь подчеркнуть в связи с возникновением жизни, так это то, что оно придает миру качества так же подлинно, как и живым существам. Этот факт признается в термине «среда». Мы склонны пользоваться этим термином феноменалистически, помещать реальность среды в ее физическую редукцию к массе или энергии и придавать реальную значимость связи животного с его окружением лишь постольку, поскольку она может быть представлена в физических и химических терминах. Тогда реальность пищи, например, обнаруживается в атомах или электронах и протонах, из которых она состоит, а ее питательные качества — лишь уступка нашему интересу к изолированной группе происходящих вокруг нас событий. Как я отмечал, мы не можем сохранить эту установку без отрицания фундаментальной реальности жизни. Если жизнь — реальность, то ее протекание в форме и среде должно запечатлевать свои свойства во всей области ее протекания. Если животное переваривает, то должна существовать и пища, которую животное переваривает. Можно представить эту ситуацию иначе: в терминах противоположности между условиями происходящего и обусловленным ими происходящим. За этим также стоит различение вещей и событий. Протекающее событие затвердевает в вещь, когда становится в настоящем фиксированными условиями позднейших событий. Хорошее пищеварение, здоровье и сама жизнь — условия разнообразных деятельностей, которые нам несет будущее, и как таковые они суть вещи, составляющие одно из самых дорогих наших достояний. Это в особенности те содержания, к которым присоединяются различные качества или акциденции. Другими словами, они обычно становятся субстанциями, скрепляясь благодаря тому, что после их проявления их обусловливающая природа застывает, какой бы она ни была. Таким образом, будущее непрерывно видоизменяет прошлое в настоящем.