Философия науки. Выпуск 6

Отправляясь отсюда, Аристотель делает вывод, что по своей подлинной “природе” человек не является ни “семейным”, ни “сельски-слободским” существом; что он “по природе своей существо политическое (полисное — Ю.Д.), а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, — либо недоразвитое в нравственном отношении существо, либо сверхчеловек” (5, с. 378). При этом существенно иметь в виду, что речь идет о наивысшем состоянии “общественной жизни”, объемлющей все предварительные формы ее становления, включая в свою органику. Таким образом получается, что то, что Аристотель называет полисом, а в наших переводах фигурирует как “государство”, на самом деле является обществом как таковым, то есть, как сказал бы Гегель, полностью соответствующим “своему понятию”. Но если осмыслить эту терминологически-понятийную ситуацию именно так, то уже не покажется парадоксом (или антинаучной фантазией) аристотелевское утверждение, согласно которому, несмотря на то, что исторически “сперва образуется семья, а потом государство, …по смыслу своей природы государство существует прежде, чем семья и каждый из нас в отдельности” (6, 9). (В переводе С.А.Жебелева, несколько сглаживающем этот мнимый парадокс, аристотелевская мысль звучит так: “Первичным по природе является государство по сравнению с каждым из нас” (5, с. 379). Между тем достаточно на место термина “государство”, вызывающего сегодня вполне конкретные ассоциации (включая привычное противоположение его “обществу”) поставить аристотелевскую категорию “наивысшей формы общения”, выражающую всеобщность межчеловеческих отношений как их тотальность, — и все встанет на свои места.

Ведь слова “по природе” означали в аристотелевском теоретико-методологическом контексте лишь то, что начало общественности, целиком и полностью развертывающейся в оформленное и самодостаточное целое лишь в греческом “городе-государстве”, должно было изначально соприсутствовать и в “простейших формах общения” (в элементарных связях людей друг с другом), и в более сложных и развитых “формах общежития” (или общебытия), предшествовавших по времени конституированию его специфически полисного формообразования. В таком случае и аргументы Аристотеля в пользу его тезиса о “первичности” государства и “вторичности” всех остальных форм приобретают несколько иной смысл, чем тот, какой обычно из них извлекается. “Природа” всех без исключения форм и способов взаимосвязи людей — общественная, что и предполагается уже внутренним смыслом слов “общение” или “общежитие”, с помощью которых переводится на русский язык аристотелевский постулат об изначальной “общительности” человека, согласно каковому “человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и другие стадные животные” (5, с. 379). И эта “большая степень” общественности человека предшествует, согласно Аристотелю, “формам общения” менее развитым, чем “полис”, взятый как высший синтез всех без исключения обобществляющих форм, но — что здесь самое важное — не “по природе”, толкуемой здесь обычно как что-то в роде гегелевского “понятия”, а как эмпирически фиксируемый факт. Факт присутствия во всех этих формах “общежития” их главного и основного “элемента” — человека, обладающего речью (“словом”), которая и делает его в высшей степени общественным существом еще до того, как возникла первая развитая форма его “общежития”.

Недаром было сказано Аристотелем (причем именно в данной связи): “Речь способна выражать то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и несправедливо. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедливость и несправедливость и т.п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства” (5, с. 379). Вот она, эта основа всякой человеческой “общественности”, фактически, а вовсе не “метафизически” присутствовавшая в фундаменте всех форм “общежития” людей задолго до того, как возникла его высшая форма. Она вполне реально заключала в себе то самое общественное “целое”, которое предшествовало части (и всем будущим частям), выступая в качестве животворного начала (“элемента”, “стихии”) будущих “форм общения”, предвосхищая конечную цель, к которой должно было привести их последующее развитие и взаиморастворение в синтетической целостности полиса. И подобно тому как принцип “общественности” находит свое завершение в полисе, как самой совершенной из всех “форм общения”, в нем же находит “свое завершение” и человек как “совершеннейший из живых существ” (там же).