Философия подвига

В Берлине полиция допросила друзей и спутников жизни франкфуртских арестантов.

Некая Эллинор Михель заявила, что Андреас Баадер — отец её дочери. Его политические воззрения всегда казались ей «наивными и детскими». В основном он жил за её счёт. Она может характеризовать Андреаса Баадера «как человека, который ни к чему не испытывает интереса и против всего протестует».

Бернвард Веспер: Когда и с какой целью Гудрун поехала (через Мюнхен) во Франкфурт, сказать не может.

Гудрун и Веспер-младший, пока она сидит, вовсю обмениваются письмами. В одном из них вот что она просит его сделать: «ИТАК, ЕСЛИ (очень важно) у ТЕБЯ достаточно свободных денег (марок 100), то пожалуйста ступай, ищи, найди мне (у Зельбаха, в С&A) лаковую куртку до середины бедер» — и сообщает данные о росте, покрое и цвете (предпочтительно тёмно-красный). Хорошо бы он принёс её на процесс.

Середина октября. Точнее, 14 октября. Четверо заняли места на скамье подсудимых. Перед франкфуртским судом присяжных: Гудрун в своей красной кожаной куртке.

Они начали (под фотовспышками) целоваться, дымить сигарами a-la Че, и вообще вести себя как актёры.

Хорст Зёнлайн на обороте своих фото (он раздавал их прессе) написал номер своего банковского счёта.

Баадер принимал позы то Бельмондо, то Марлона Брандо и произносил тексты «то ли Жене, то ли Буковски».

Гудрун была в красной куртке.

Паре Баадер — Энслин легко удалось привлечь внимание и присяжных и прессы. Он — эффектный красавец, действительно по типажу близкий к тогда гремевшему Марлону Брандо. И она на певучем швабском диалекте произнесла в микрофон своё кредо: «Это было правильно, что что-то было сделано». «Люди в нашей стране и в Америке… им надо жрать, они должны жрать, чтобы у них даже мысли не возникало такой — задуматься (…) Удивительно — мне тоже нравятся автомобили, мне тоже нравятся все эти вещи, которые можно купить в универмагах.

Но если ты обязан их покупать затем только, чтобы не прийти ненароком в сознание, то цена чересчур высока». «Я никак не пойму, почему то, что творилось веками и осознано было как ложное, почему оно должно твориться и впредь, причём так твориться, будто ничего и поделать нельзя… Я говорила судьям, я знаю, почему они говорят, ничего, мол, поделать нельзя — потому что они не хотят ничего смочь. Я же, напротив, хочу что-то совершить».

Она сидела в красной куртке на скамье рядом с Ба-адером, и они выглядели неразлучной парой заговорщиков. Фотографии, на которых они нежно склонились друг к другу, мгновенно облетели мировые СМИ и были причислены к особо почитаемым иконам «1968».

Им дали всем по три года. Три года тюрьмы — минимальный срок, предусмотренный законом за «поджог, представляющий угрозу для людей». Но это был и самый суровый приговор из когда-либо вынесенных членам непарламентской оппозиции.

Сидели они во Франкфурте. И не так плохо. Гудрун, например, посетили Даниэль Кон-Бендит или Карл-Дитрих Вольф, председатель ССНС. Между тем во время пасхальных беспорядков в Мюнхене двое демонстрантов были убиты камнями. «Нашей альтернативой господствующему насилию является контрнасилие. На этом фоне Андреас Баадер, над которым подсмеивались ещё в прошлом году, приобрёл статус радикального гуру. Он теперь подписывался слоганом собственного сочинения: Common Criminal Power Now!

Благодаря знакомству с идеологией чёрного движения Black-Power, Баадер понял, что криминальное и политическое насилие латентно друг от друга никогда не отличались и непременно должны теперь слиться. Неизвестно, читал ли Баадер «Катехизис революционера», где та же идеология была выработана Бакуниным и Нечаевым в 60-е годы XIX века. Скорее читал.

В тюрьме он, никогда не имевший времени на чтение, считавший чтение буржуазной забавой, бешено читает. В жалобе судье из тюрьмы Баадер упоминает, что книг, которые ему необходимы, не дают, а ему их надо как минимум по 20 штук за раз. Баадера перевозят из тюрьмы в тюрьму. Из Бутцбаха в Гессен, затем в Кассель.

Освобождённые

13 июня 1969 года их освободили до условного пересмотра приговора. На фотоплёнке из архива Астрид Проль запечатлена пара Гудрун — Андреас, тесно прижавшиеся друг к другу. На радостях освобождённые дали впрыснуть себе по дозе раствора опия.

Астрид Проль вспоминает: «Когда Андреас Баадер и Гудрун Энслин вышли из тюрьмы, они знали точно, чего хотели (…) они излучали великую решимость и ясность».

В 1969 году они бесспорно обладали статусом королей протестно-революционной сцены.

Вспоминают появление Баадера и его шайки на франкфуртской книжной ярмарке в октябре. От него убегали, потому что все знали, чего ему надо: денег на кампанию против исправительных домов. Во время этих набегов на ярмарку (…) Баадер любил вытащить из кожаной куртки пистолет (пугач, газовый, мелкокалиберный — кто его знает) и на манер Джанго крутить его на пальце. При этом, вслух или жестами — ставился вопрос, намерены ли господа жертвовать добровольно, или ему придётся предоставить слово своему маленькому другу».