Философия постмодернизма

В научно-технической и фантастической литературе «другого» проектируют давно и без всякого смущения. Но чаще всего не соотнося с реальным человеком. Автотрофы, киборги, бессмертная плазма, сверхразумная плесень и т. п. существуют как бы параллельно жизни людей. В кино, правда, иногда на них нападая. Тому, что эти формы отрицают жизнь вообще, значения не придается. У них своя сфера, у людей своя. Однако когда о замене человека начинают мечтать в рамках философии человека, гуманистики и философии sui generisе, призванной думать и рефлексировать, а не просто изобретать и писать что придет в голову в духе «Grand narrative» (Р. Рорти) как повествования о ничто – это выглядит парадоксально. Казалось бы, такого не должно быть. И до ХХ в. – не было. Объявивший о смерти Бога и противопоставивший ему сверхчеловека Ницше видел в этом возможность более полного раскрытия человеческой сущности. Призывы к собственной смерти могли появиться только в условиях, когда мир, в котором человек всегда жил, перестает быть его домом. Такой мир возникает с появлением микро– и мегареальностей, радиации, излучений и других сред, где люди непосредственно существовать не могут; с появлением сверхсложных нелинейных систем и отношений, которые они не могут понять.

Общеизвестно, что в гуманистике роковое слово о смерти человека впервые было произнесено французским структурализмом. Но в нем оно рассматривалось как некий прием, специфическая методология познания, которая используется, в конце концов, ради человека. Смерть человека как онтологическое состояние и Благая весть о ней (Евангелие антигуманизма) была провозглашена постструктуралистской философией или, распространяя ее на всю культуру – постмодернизмом. Наиболее решительно и определенно это сделал М. Фуко, что ставит его в ряд ключевых фигур вместе с Коперником, Дарвином, Фрейдом, символизирующих наступление какого-то нового этапа в трактовке сущности и судьбы человека.

Благонамеренные комментаторы часто пытаются смягчить или завуалировать взгляды постмодернистов. Подлинная же забота о человеке требует, не пряча голову в песок, читать как написано. «В наши дни мыслить можно лишь в пустом пространстве, где уже нет человека… Всем тем, кто еще хочет говорить о человеке, его царстве и освобождении, всем тем, кто еще ставит вопросы о том, что такое человек в его сути, всем тем, кто хочет исходить из человека в своем поиске истины, и наоборот, всем тем, кто сводит всякое познание к истинам самого человека… кто вообще не желает мыслить без мысли о том, что мыслит именно человек – всем этим несуразностям и нелепым формам рефлексии можно противопоставить лишь философический смех, то есть, иначе говоря, безмолвный смех»[17]. И наконец, его самые знаменитые, завершающие книгу слова надежды: «можно поручиться – человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке»[18].

Но какой будет мир без человека? Что идет ему на смену? Сам Фуко оставляет эти вопросы без ответа. В последних работах он как бы даже отказывается от радикального антигуманизма, опять говорит о субъекте и герменевтике его познания. Однако идеи живут собственной жизнью и Ж. Делез в приложении «О смерти человека и о сверхчеловеке» к своей книге о Фуко такой ответ дает. «Силы в человеке вступают в отношения с силами внешнего: с силой кремния, берущего реванш над углеродом, с силами генетических компонентов, берущих реванш над организмом, с силой аграмматикальностей, берущих реванш над означающим… Как сказал бы Фуко, сверхчеловек – это нечто гораздо меньшее, чем исчезновение существующих людей, и нечто гораздо большее, чем изменение понятия: это пришествие новой формы, не Бога и не человека, и можно надеяться, что она не будет хуже двух предыдущих»[19]. Ответ гораздо более конкретный, хотя тоже требует расшифровки: человек распался на факторы и силы; в этом качестве он вступает в отношения с техникой, прежде всего компьютерной («кремнием»), которая берет реванш над жизнью и естественным человеком («углеродом»); генная инженерия, манипулируя человеческой телесностью, разрушает его целостность как организма; победа над означающим означает ликвидацию субъектности человека; в итоге образуется новая форма «не Бог и не человек».