Философия пожизненного узника. Исповедь, произнесённая на кладбище Духа

А вот тело, мой организм, который раньше меня никогда не подводил, как раз и не выдержал голода, холода, мотаний по городам и весям, по чужим неуютным углам и отвратительной зависимости от неприветливых людей. Когда я превратилась в инвалида, я поняла, что мне больше никогда не выкарабкаться. Я представляла из себя человека, который вот-вот утонет, он уже захлёбывается, но каким-то чудом всё держится и держится на поверхности, периодически скрываясь в пучине, но вдруг неожиданно выныривая на поверхность…

И почему-то не было на земле такого места, где я могла бы приткнуться. В город, который я любила больше всего на свете, вернуться я не могла, и не только по причине полного отсутствия средств, на которые я могла бы там снять какое-то жильё. Теперь для меня это был город, как спел музыкант, которого нет, город мёртвых. Там прошла моя молодость, все те, с кем мне тогда было хорошо, давно умерли. И вспоминались не великолепные его дворцы, а почему-то грязненькая Апрашка…

Для меня он никогда не был «бандитским», он был самым родным, потому что я была в нём счастлива. И когда в фильме в начале каждой серии показывают эту самую Апрашку и звучит эта песня, я не могу удержать слёз. И знаю точно, что после смерти я опять попаду туда – уже навечно.

Маленькая смерть

Когда человек совсем одинок и к тому же очень болен, ему по ночам не хочется засыпать, потому что ему кажется, что вот он заснёт – и умрёт во сне, и его долго-долго никто не найдёт. Эта страшная картина – его забытый на Земле не погребённый труп – терзает его и так уже измученные болезнью и тяжёлой жизнью нервы и не даёт уснуть до утра. Он ворочается с боку на бок, всё тело вдруг начинает зверски чесаться, он с остервенением его чешет, пока оно не начинает гореть.

Да – ночь это самое страшное время суток. Днём ещё как-то можно успокоить себя какими-то мелкими делишками, отвлечь от страшных мыслей не столько о настоящем, в котором давно уже нет ничего хорошего и каждый день приходится решать неподъёмные для больного человека проблемы, сколько о покрытом мраком будущем, которое наверняка не сулит изменений к лучшему, и где-то там вдалеке маячит что-то такое ужасное, что мозг отказывается перевести эти смутные картины в конкретные образы. Они остаются где-то глубоко в подсознании и всплывают только в ночных кошмарах, когда удаётся заснуть. Но наутро они, слава Богу, забываются, потому что если начать вспоминать, что это было, то можно элементарно сойти с ума.

Наверное, сойти с ума – это как раз было бы замечательно: убежать от мерзкой действительности, нырнув в безумие как в небытие. Ведь там тебя точно нет. Это почти та же смерть. Зря, что ли, многие миллионы живущих бегут во временное безумие – кто упившись алкоголем, а кто и накачавшись наркотиками. И совсем даже не обязательно это старые, одинокие и больные. Чаще всего это как раз совсем молодые люди, даже подростки, которые острей, чем пожилые (у этих уже всё притупилось, поскольку они много лет вынуждены идти на сделку со своей резиновой совестью), чувствуют всё несправедливое и неправедное устройство этого мира.

Но психика иногда выдерживает больше, чем человеку кажется, что он способен выдержать. Первым ломается крепкий с виду организм, долго не дававший никаких сбоев, он крепко держался даже тогда, когда казалось, что вот он – пришёл его конец: три месяца в холоде, голоде и в полном одиночестве в забытой Богом деревне зимой. Кто знает, что стало последней каплей, его доконавшей?

И слава Богу, что человеку в суете повседневности некогда задуматься о том, что может наступить такой момент в его жизни, когда он попадает в тупик, из которого нет выхода. То есть, выход-то есть… Но туда не хочется даже тем, кто осознаёт, что он обречён. Нас не пугает всё то плохое, что может случиться с нами, пока мы живы, нас пугает НЕИЗВЕСТНОСТЬ. А про то, что там, за чертой, мы ничегошеньки не знаем – ведь ни разу никто оттуда не вернулся и не рассказал… Там тьма и холод, а мы любим свет и тепло.

Вот поэтому и не спится по ночам, ведь сон – это маленькая смерть… А в преддверии смерти настоящей не хочется умирать даже ненадолго.

И случится чудо…

Если твою книгу купило двое по бешеной цене – это значит, что ты всё-таки писатель? Или это просто кто-то из тех, кто читает всё, что бы ты ни написала, и после этого пишет тебе всякие ну очень приятные словеса?

А впрочем, не всё ли равно? Что это меняет в твоей жизни? Абсолютно ничего. Кошмар длится уже много лет, но кажется, что финал уже просматривается. Вот чего никогда не могла – это отправить туда себя сама, как бы ни было ужасно. А может, не было ещё до такой степени ужасно, чтобы добровольно встать на табуреточку…