Философия права

Из этого можно понять, почему в советском обществе с середины 1930-х годов в официальных документах и комму­нистической пропаганде внимание все более концентрирует­ся не на коммунизме, а на "социалистическом государстве", "функциях государства", "государственной дисциплине", "го­сударстве при коммунизме".

Итак, главное в модернизации власти и всей военно-коммунистической системы, начавшейся в 1930-е годы, со­стояло в сохранении в новом, осовремененном варианте марксистско-ортодоксальной сущности коммунистической идеологии, выраженной в высшем революционном праве на кардинальное ("во имя коммунизма", но теперь — по воле вождя и партии) преобразование общества. Именно поэто­му, начиная с 1930-х годов, государственность неизменно понималась как:

партийно-идеологизированная власть — власть, цен­тром, ядром которой является коммунистическая партия, практически — генеральный секретарь, политбюро, секре­тари ЦК, первые секретари обкомов (и все это стало сино­нимом определению "социалистическое государство");

власть, единая с идеями коммунизма (в "обоснование" этого Сталин в конце 1930-х годов дополнил марксистские дог­мы положением о "сохранении государства при коммунизме");

власть всесильная — такая, которой, как главному орудию строительства коммунизма с опорой на каратель­но-репрессивный и чиновничий аппарат, "по плечу" реше­ние любых задач и которой напрямую, при сохранении верховенства партии, подконтрольны все сферы общественной жизни, в том числе экономика, культура, духовная жизнь;

власть, которой дозволено "все" — применение любых насильственных действий против тех или иных лиц, языческое уничтожение целых групп населения, переселение народов, любые "преобразования" природы и т. д.

"Идол" социализма.

Со временем, уже к концу 1930-х годов (а с предельной определенностью — в послевоенное время, в 1950—1960-е годы), в советском обществе в ходе самой практики и в результате усилий партийных идеологов оказался найденным еще один "идол" — критерий-основание, выражающий существование и действие высшего революционного права — носителя современного большевизма.

Ведь при наличии относительно развитой и превозноси­мой на все лады советской юридической системы открыто говорить о "революционном правосознании" и "революционной законности" было делом совсем уж порочным; и потому указанные формулировки незаметно были заменены на те, которые соответствовали новой лексике, — "социалистическое правосознание" и "социалистическая законность".

Да к тому же прежние революционные лозунги в их первозданном виде сохранялись, пожалуй, лишь в пропагандистском и литературно-научном обиходе. Судя по всему, новая полоса развития — время осознания провала Быстрого коммунистического эксперимента и необходимо­сти "сталинской стабилизации", всемогущей державной власти — вообще все более переводила былые романтические коммуно-утопические расчеты в плоскость диктуемых жизнью реальных большевистских дел: сохранение и "упрочение тиранической власти, обеспечение четкой работы всей машины всевластия, придание ей современного респектабельного облика, наращивание экономического и военного могущества, новые территориальные приобретения во имя победы всемирного пролетариата, какие-то, пусть и убогие, мизерные, "социалистические завоевания" внутри страны — бесплатные медицина и образование, сим­волическая плата за жилье, гарантированные выплаты зар­платы и пенсий.

И вот все это стало охватываться формулой "социа­лизм".

Поэтому с 1930-х годов в советском обществе с нарас­тающими энтузиазмом и категоричностью провозглашают­ся официозные формулировки о его победах. Сначала — о победах "основ социализма", затем о "победе в основном", о "полной победе", наконец — уже в послевоенное время — о "полной и окончательной" победе, о "развитом" социализ­ме, когда он становится "необратимым" и выражает "социалистический выбор" всего народа. Такие определения стали распространяться и на другие страны Восточной и Центральной Европы, Азии, втянутые, преимущественно по-большевистски, военным, насильственным путем в единый "социалистический лагерь".

И вот тогда формально провозглашенным основанием-критерием, необходимым для того, чтобы запускать в дело высшее революционное право с использованием всей мощи вооруженных, карательных сил, всей репрессивно-чинов­ничьей машины, стали интересы победившего социализма, его незыблемость, "окончательный и необратимый выбор" его народом.

Это основание-критерий сказалось на решении ряда юридических проблем, в том числе конституционных. Само существование, казалось бы, широких социально-экономи­ческих и иных прав граждан и тем более их фактическая реализация напрямую связывались в формулировках юридических текстов (особенно Конституции 1977 года) с тем юридически значимым условием, что они должны соответ­ствовать "интересам социализма".