Философия права

Во-вторых, решения партийных инстанций являются тем не менее безусловно обязательными, подлежащими точному и скрупулезному исполнению, в том числе и институтами официальной юридической системы. Назначило политбюро ЦК то или иное лицо на руководящую государственную долж­ность — вслед за тем это лицо "избирается" на ту же должность на сессии Верховного Совета. Одобрен высшим партийным ареопагом проект закона — и этот проект, без каких-либо серьезных поправок, зачастую слово в слово, "при­дается" законодательным органом.

И еще один, самый существенный момент. Хотя в 1930-х годах советское право как нормативная юридическая система получило серьезное развитие и заняло заметное место в жизни советского общества, тем не менее высшее революционное право большевистского всевластия реализовывалась в основном напрямую, минуя всю эту канитель с юридическими институтами, процедурами и иными ненужными премудростями. И для этого как раз и были вырабо­таны ленинско-сталинским гением — действительно гением! — безотказно работающие механизмы всевластной машины, стержнем которых являлось прямое (прямое!), помимо каких-либо советских учреждений и юридических институтов, безусловное подчинение вооруженных сил, всех силовых ведомств и карательных учреждений непосредственно высшим партийным инстанциям — Генеральному секретарю, первым секретарям обкомов (такое прямое подчи­нение находилось под эгидой опять-таки высшего революционного права, да в какой-то мере отражалось в секретных ведомственных актах и воинских уставах).

Ущербное право.

Сложившаяся в советском обществе официально действующая юридическая система, имевшая ряд технико-юридических и иных достоинств, вместе с тем представляла собой ущербное право.

По основным своим характеристикам оно стало не только "шагом назад" в общемировом правовом развитии, но и но собой необычное по современным критериям уникальное юридическое образование — необычное, уникальное, к сожалению, с той точки зрения, что во многом носило фаль­сифицированный, мифоподобный характер, а по реальному юридическому содержанию все заметнее отдалялось от дос­тижений и тенденций российского дореволюционного права, а еще более — от основных линий правового прогресса, идеа­лов и ценностей гуманистического права.

Главная особенность советской юридической системы заключалась в том, что она в целом не имела значения са­мостоятельной, суверенной нормативно-ценностной регули­рующей системы — такой, какой "положено" быть праву в условиях современной цивилизации.

Конечно, у советской юридической системы были не­которые собственные функции (разрешение имуществен­ных, трудовых, семейных споров, уголовных дел по бытовым преступлениям, установление некоторых юридических фак­тов и др.). И как раз для областей жизни, где реализовывались такого рода функции, провозглашались требования строжайшей законности, правосудия, твердого правопорядка.

Но в целом, особенно в случаях, когда те или иные отношения затрагивали власть, фундаментальные пробле­мы общества и вступало в действие высшее революционное право, служащее коммунизму и устанавливающее порядки, неподвластные закону и суду, существующая советская юридическая система выполняла в основном задачи дополнительного, вспомогательного характера. Эти задачи состоя­ли, главным образом, в том, чтобы:

провести "революционные" акции "через себя", оправ­дать их, создать видимость юридической законности, юри­дически прикрыть ситуацию;

снять отдельные крайности, несообразности, юридиче­ски облагородить совершенные акции;

служить благообразным, респектабельным фасадом для всего общества, представлять его как будто бы "такое же", столь же "правовое", как в развитых странах Европы и Аме­рики.

Ущербность советской юридической системы вырази­лась не только в ограниченности ее функций, никак не свя­занных к тому же с предназначением права, но и в самой ее природе, а также и непосредственно в охватываемом ею правовом материале и даже в тех его подразделениях и сторонах, которые относятся к догме права.

Советское право как юридический феномен — это опубличенная юридическая система, доминирующим началом которой неизменно оставалось "право власти" (подчас — и право войны", а в руководящих кадровых кругах — "право сильного") — зависимость юридических установлений от произвола, усмотрения государственных органов.