Философия права

Не изменило сложную ситуацию и то обстоятельство, что спустя некоторое время, когда свободные цены уже породили мгновенно охватившую страну спекулятивно-тор­говую стихию, как будто были сделаны шаги к тому, что вообще должно было быть первым этапом создания свободной рыночной экономики, — началась официальная при­ватизация.

Но эта приватизация, вопреки расчетам ее организа­торов, не привела к формированию частной собственности в производстве. Она, с одной стороны (ваучерная привати­зация), имела пропагандистский, сугубо социалистический характер, вылилась в распределении "на равных" между всеми согражданами некоторой, весьма малой части госу­дарственного имущества в денежном выражении. С другой же стороны, официальная приватизация состояла во всеоб­щем акционировании государственных предприятий, кото­рое также не дало ожидаемого результата. Ибо акционерная форма хозяйствования вообще не является способом приватизации (она существует для организации и управления хозяйственными делами при уже сложившейся частной соб­ственности), а государственные предприятия как былые звенья "одной фабрики" сами по себе, пусть и в виде акцио­нерных обществ, не могут одномоментно, в силу одного лишь акционирования в любом его варианте, превратиться в свободных товаропроизводителей, функционирующих на осно­ве частной собственности.

И вот — результат. Свободные цены и всеобщее акцио­нирование, при отсутствии частной собственности в сфере производства, дали, выражаясь словами Канта, "величай­шую свободу" и неизбежный в этой связи "постоянный анта­гонизм". Но, к несчастью, это был не тот "антагонизм", который выступает в виде конкуренции, состязательности, соревно­вания и раскрывает человеческие достоинства, активность, созидательную энергию людей, "окунает" их "в трудности и работу", а просто-напросто антагонизм вседозволенности. Той вседозволенности, которая, напомню, является помимо всего иного взрывом людской энергии, происходящим в результа­те распада тоталитарного общества-монолита.

И именно здесь, в этой неуправляемой силе, не связан­ной и не обузданной частной собственностью в экономике, реальным экономическим делом, нужно видеть истоки той неукротимой спекулятивно-потребительской стихии, вспышки страстей, анархического безумия, которые ввергли жизнь России в нарастающий хаос после революции в феврале 1917 года и в ходе рыночных реформ в наше время.

Здесь мы и подошли к одной из основных проблем этой книги — проблеме соотношения свободы и права.

Но прежде — еще один штрих (ностальгически-предположительного характера), относящийся к вопросу о вос­становлении частной собственности в экономике.

А шанс, кажется, все же был...

Хотелось бы в дискус­сионном порядке сказать о том, что шанс восстановления частной собственности в сфере производства в годы перемен в нашем Отечестве все же был. И относится он — вопреки распространенным стереотипным односторонние политизи­рованным представлениям — к тому времени, когда только-только начались демократические преобразования в стране — тогда еще Советском Союзе.

При всей сложности и противоречивости событий, происходивших в 1985—1991 годах, то есть до начала этапа реформ, названных "кардинальными", в то, теперь уже далекое, романтическое время все же наметились многообещающие процессы, дававшие известный шанс на действительное пре­образование самой основы реформируемого общества — на восстановление частной собственности, причем не в ее социалистическом, спекулятивно-потребительском и криминальном варианте, а в исконном качестве — как предпосылки механизма созидательной производительной деятельности.

Речь в данном случае идет не только и, пожалуй, даже не столько о кооперации и индивидуально-трудовой деятель­ности, которые, в общем-то, тоже связывали преобразование собственности с активизацией труда, его производительностью и на ряде участков хозяйственной жизни заложили основу производительной — в то время! — частной собственности, сколько об уникальном, на мой взгляд, экономическом и пра­вовом институте — институте аренды.

Представляется важным сразу же обратить внимание на то, что выработанный в 1989—1991 годах экономический и правовой институт, именуемый "арендой", выступал не в своем обычном юридико-традиционном значении, то есть не в качестве формы временного возмездного пользования иму­ществом (хотя такой момент в нем присутствует), а в качест­ве способа приватизации государственной собственности. Причем — такого способа приватизации, когда частная соб­ственность максимально раскрывает свой созидательный потенциал в производстве, а именно: становится мощным стимулом к активизации труда, к ответственности за дело и, главное, фактором, стимулирующим инвестиции собствен­ника — вложение доходов от экономической деятельности в модернизацию производства. Скажу с полной определенно­стью: "такого" же или близкого к "такому" экономического и правового института практика экономических преобразований в России, на мой взгляд, больше не дала.