Философия производительного труда

Вдоль загроможденного металлом и армокаркасами пролета с трудом пробираемся к заготовленному участку, где действует технологическая линия из трех правильно-отрезных станков. Эффективной отсосной вентиляции нет и здесь. И металлическая пыль плотным слоем оседает вокруг…

Во многих документах было зафиксировано несовершенство формовки внутренних стен и перекрытий домов. И тут проектировщики с молчаливого согласия заказчика остановили свой выбор на явно устаревшем оборудовании — виброкассетных машинах. Сама их конструкция не обеспечивает нормального цикла обработки изделий. Обильная утечка пара создает тяжелые условия труда для рабочих.

Не устранено на заводе еще одно большое зло. Весь его главный корпус сотрясает страшный грохот, который создают виброплощадки. А ведь на ряде домостроительных предприятий страны найдены другие, лучшие решения, связанные со снижением шума и вибрации.

Этого достаточно, чтобы понять, как велики были просчеты при составлении проекта нового, казалось бы, современного домостроительного завода, как пагубно отразились они на условиях труда.

Столь же неблагоприятно сказалось это и на экономике молодого предприятия, которое дает продукцию фактически уже два с лишним года. Достаточно сказать, что в прошлом году мощности по выпуску железобетонных конструкций были использованы лишь на четверть. Причем очень велик брак. По самым скромным подсчетам, было забраковано более тысячи кубометров железобетонных изделий. Предприятие понесло более миллиона рублей убытка…

За год с завода ушел каждый третий….Полное освоение проектных мощностей, создание для коллектива завода здоровых условий труда невозможно без коренной перестройки ряда технологических линией и потоков…» [178].

Подобных примеров, свидетельствовавших о существовании тенденции к отрицанию непосредственно общественной природы производства, было предостаточно.

В результате недостаточного развития непосредственно общественной основы производства темпы сокращения ручного труда без применения машин и механизмов с середины 60-х гг. замедлились. Как отмечалось в начале 80-х гг., при подобных темпах «потребовалось бы более полувека для полного изживания ручного труда без применения машин в промышленности, и это без учета занятых ручным трудом при машинах и механизмах и трудом по их ремонту и наладке (а часть рабочих, проходящих по этим графам, на деле также занята простым ручным трудом)» [179]. О масштабах труда в тяжелых и вредных условиях можно судить по удельному весу промышленных рабочих, получавших повышенные тарифные ставки за работу в таких условиях: на 1 августа 1985 г. этот показатель составлял 42,4% (по РСФСР — 42,8%) [180].

Тенденция к наращиванию затратных показателей препятствует сокращению продолжительности рабочего времени непосредственных производителей. Показательно, что в обстановке усиления ориентации социалистических предприятий на прибыль, особенно после хозяйственной реформы 1965 г., рабочая неделя в промышленности практически не сокращалась. При таких условиях затрудняется сочетание работниками непроизводственной сферы производительного и непроизводительного труда.

Все это ведет к отрицанию значимости труда как первой жизненной потребности, порождает отчужденное отношение к труду.

Тенденция к сохранению и увеличению продолжительности рабочего времени непосредственных производителей противоречит росту их управленческой активности, что ведет к расширенному воспроизводству деления общества на управленцев и исполнителей. На этой основе усиливается бюрократизм в управлении. Экономика начинает подчиняться интересам, противоречащим свободному развитию каждого, появляются элементы капиталистических производственных отношений («теневой капитал»), а, значит, — и элементы наемного труда.

При усилении интересов, связанных с отрицанием непосредственно общественного производства в нем самом, приоритетной формой использования экономии труда остается не сокращение рабочего времени непосредственных производителей, а увеличение количества занятых в непроизводственной сфере. В частности, в период с 1970 по 1985 г., когда продолжительность рабочей недели в промышленности практически не изменялась, доля занятых в непроизводственных отраслях поднялась в СССР с 22,8 до 26,7% [181]. В этот период выросла продолжительность отпусков рабочих на 3−4 дня. Соответственно, время, высвобожденное из сферы материального производства, по нашим расчетам, использовалось на 70−75% для непропорционального увеличения численности занятости в непроизводственной сфере и лишь на 25−30% для увеличения свободного времени непосредственных производителей. Это означало, что результаты материального производства во все возрастающей мере присваивались теми, кто в нем непосредственно не участвовал, углублялись социально-экономические различия между классами и социальными слоями общества, расширенно воспроизводилось старое разделение труда.