Философия смерти: опыт религиозной метафизики

Павел Шубин Философия смерти: опыт религиозной метафизики

1 

Введение

Ознакомившись с моими статьями, которые я когда-то направлял в редакции ведущих философских журналов, признанные в нашей стране философы сетуют: в целом хорошо, даже очень интересно, но это все теология! Примерно тоже самое я слышу и от богословов: да, не по адресу – это философия! Не удается мне прибиться к одному берегу, да и только… Вот и сейчас, приступая к написанию, я размышляю к какой же области знания мне следует отнести эти мои рассуждения? К философии или к религии?

Что бы с первых строк читатель мог почувствовать вектор моих размышлений, хочется сразу же признаться: все, что попытаюсь изложить ниже, считаю относящимся равно и к философии, и к области Богопознания. Некоторые уверены, что между философией и богословием пролегают принципиальные различия.

Некий мудрец века давнишнего посетил однажды авву Зенона.

– Отче, – спросил он, – можешь ли ты сказать мне, что такое философ?

– Философ – это слепец, который ищет в темной комнате черную кошку, когда ее там нет, – отвечал старец.

– А кто же тогда богослов?

– Богослов это то же самое, но иногда он находит кошку…

Думается, что все же и философы частенько черную кошку находят и богословы, бывает плутают по темной комнате всю жизнь. Так, что счет один один.

Параллельно с этим, существует и принципиальное различие между Богопознанием и теологией. По справедливому замечанию Т. В. Литвин «теология – это гуманитарная наука, такая же как и философия, то есть имеющая свою историю и историческое обоснование». Но Богопознание имеет обоснование в Откровении и святоотеческом наследии, а не в истории науки.

Жизнь же наша устроена так, что мы можем определить ряд вопросов или феноменов имеющих частично философское, частично богословское обоснование. Следовательно и подход к их осмыслению должен быть либо смешанным, либо последовательным, либо … иным. Исходя из этого, как мне представляется мои рассуждения не относятся ни к теологии, ни к Богословию, ни к религиозной философии и, тем более, к философии религии. Современное определение понятия религиозной философии было дано Ю. В. Стрижовой: «религиозная философия – это свободное философствование с религиозных позиций, от философии оно отличается религиозными позициями философов, а от богословия – большей свободой от этих позиций». Религиозная философия – это философствование теолога. Как, например, философствовал Владимир Соловьев или отец Павел Флоренский. Однако в своем естественном развитии, философия, скорее, есть анти-Богословие и их совмещение в качестве религиозной философии, является достаточно искусственным. Философия как «любовь к мудрствованию» есть продукт деятельности человеческого сознания, Богословие же есть мистически-научная трансляция «подсказок и наставлений» Божественного Сознания, где человеческий интеллект является лишь переводчиком на понятный язык. В своих исследованиях я стараюсь, по мере сил, не придерживаться какой-либо существующей, разработанной предшественниками доктрины, тем более догматов той или иной конфессии. Но справедливо, что и «философией в чистом виде», т.е. свободной от религиозно-культурного наследия человечества тоже не могу считать свои выводы. Поэтому, то направление в русле которого я пытаюсь выстраивать свои размышления я мог бы назвать религиозной метафизикой, т.е. прежде всего я исследую законы бытия и его начала (а в данном случае и конца), но, при этом, не отвергая и религиозные постулаты, ибо человеческое мне также интересно, как «голая» теория.

Мои рассуждения сегодня будут касаться настолько человеческого, что этого-то уж никак нельзя у каждого из нас и отнять – разговор пойдет о смерти. Итак, приступим!

2 

Онтология смерти

Щурясь на малоразборчивые корявые строчки, Понтий Пилат прочел: «Смерти нет… Вчера мы ели сладкие весенние баккуроты…» Смерть в этих строках мыслится как рядовое явление сравнимое с вкушением пищи, пищи необычной, но в процессе обычной для человека ситуации – удовлетворения чувства голода. Поэтому ее, смерти, как нечто особенного и не находит «ученик» странствующего философа Иешуа. Такое, высказанное умирающим Булгаковым, отношение к смерти было достаточно распространено в начале двадцатого столетия. Как подтверждает К. Г. Исупов «фактичность смерти девальвируется непризнанием за ней объектного статуса. Она живет в истории мысли как квазиобъектный фантом, о котором, по сути, и сказать нечего, коль скоро нет самой сути смерти: она существенна в бытии, но бытийной сущностью не обладает». Сложно говорить о том, о чем «и сказать нечего, коль скоро нет самой сути», но мы попробуем порассуждать об этом «фантоме».