Философия свободы

Однако вернемся к Исайе Берлину. Обычно считается, что негативная свобода – это свобода от чего-либо, то есть отсутствие подчинения и принуждения. Несвобода понимается как нечто, что так или иначе составляет реальное или мнимое препятствие естественному течению нашей жизни, а свобода понимается как отсутствие таких препятствий. Позитивную свободу часто описывают как свободу для совершения каких-либо действий. Я планирую продемонстрировать, что такое распространенное понимание не вполне соответствует концепции позитивной и негативной свободы Исайи Берлина. Негативная свобода связана с тем, какие возможности открыты для индивида, а позитивная свобода касается вопроса, кто или что руководит нами.

Первое описание негативной свободы у Берлина дается так:

$$$«Обычно можно сказать, что я свободен в той степени, в какой ни один человек или никакие люди не вмешиваются в то, что я делаю. В этом смысле политическая свобода – это всего лишь пространство, в котором я могу без помех предаваться своим занятиям. Если другие не дают мне сделать то, что без них я сделал бы, я несвободен; а если пространство сужают до минимума, можно сказать, что я подвергся принуждению или даже порабощению»[178].

Другими словами, негативная свобода характеризуется отсутствием внешних препятствий, и далее он рассуждает о препятствиях как продуктах «изменчивых человеческих практик»[179]. Последнее уточнение особенно важно в свете того, что избавляет нас от необходимости считать законы природы, такие как сила тяжести (которая мешает нам левитировать, если вдруг у нас возникает такое желание), препятствиями к свободе.

Различие между препятствиями человеческого и природного происхождения имеет большую практическую ценность. Предположим, я очень люблю лежать на газоне городского парка и загорать. Возможность пойти и лечь на газон в ближайшем парке является элементом моей личной свободы. Если городские власти запретят гражданам лежать на газонах, а за нарушение этого запрета назначат большой штраф, я лишусь своей свободы в том, чтобы лежать на траве. Представим теперь, что никто ничего не запрещал, но вся трава сгорела в результате пожара, что в итоге дает тот же результат: я не могу лечь на траву и позагорать. В третьем случае никто ничего не запрещал, пожара не случилось, однако у меня развилась сильная аллергия на траву, так что я воздерживаюсь от лежания на газоне, несмотря на отсутствие юридических и физических препятствий, поскольку мне хочется избежать насморка, чихания, зуда и прочих признаков аллергии. Все три случая приводят к одному результату: я больше не делаю того, что мне нравится делать, а именно, лежать на траве в парке, однако существует принципиальная разница между причинами, которые привели к этому результату. Лишь первый из трех примеров можно рассматривать как ограничение моей свободы в политическом смысле, поскольку только в этом случае моя свобода была ограничена действиями другого человека. Он мог руководствоваться совершенно легитимными основаниями, издавая запрет лежать на траве в данном конкретном парке, и тем не менее, поскольку я больше не могу этого делать, моя свобода ограничена.

Однако четкой границы между человеческими и природными препятствиями для свободы не существует. К примеру, существуют препятствия, вызванные экономическими или структурными причинами, не имеющими личного характера, то есть несводимыми к действиям какого-либо конкретного человека. Они отличаются от природных препятствий, которые мы не можем рассматривать как ограничение личной свободы индивида, но они отличаются также и от препятствий, возникающих вследствие действий какого-либо человека или учреждения. Является ли массовая безработица в странах Южной Европы ограничением негативной свободы безработных? Если рассматривать безработицу как следствие ошибочной экономической политики, которого можно было избежать, то является. Более наглядным примером будет всеобщий голод, унесший жизни около сорока пяти миллионов человек во время «Большого скачка» в Китае, ставшего одной из крупнейших политических катастроф XX века[180]. Эта катастрофа легко вписывается в теорию Берлина как ограничение негативной свободы, тогда как голод, вызванный исключительно естественными причинами, таким ограничением считаться не может. Амартия Сен показал, что в некоторых случаях всеобщий голод не влечет за собой ограничения чьей-либо негативной свободы[181]. Вместе с тем будет справедливо утверждение, что голодная смерть является серьезным ограничением личной свободы в силу того, что она лишает человека возможности жить так, а не иначе.