Философия творчества.

Унижение достоинства разума, на мой взгляд, есть унижение достоинства не только человека, но и самого Бога. Ведь человек, не имеющий разума, не сможет иметь обоснованного знания о том, что Бог есть и что есть Бог. Вера дает человеку знание о том, что Бог есть, но знание это ничем не обосновано. Знание же, хоть и относительное, самой природы Бога (т.е. Его чтойности) дается человеку только посредством разума, и именно разум выступает в роли обоснования правомерности интенций самой веры. Человеческую природу необходимо понимать как производную от природы божественной, но между этими двумя природами не может мыслиться абсолютного тождества, а только – тождество относительное (хотя бы потому, что человек может выбирать между добром я злом, а Бог – нет, ибо все, что Он делает, – само по себе есть добро). Разум человека есть инструмент познания, а то, что некоторое знание может привести человека к греху,– еще вовсе не доказывает того, что сам разум имеет греховную природу. Разум может уличить себя в грехе только (и только) при одном условии: если он будет подчинен воле, исходящей из отрицательной свободы 12 . Поэтому Лютер и Шестов обосновывают теорию рабства воли и взваливают всю вину за греховность человеческой природы на разум (и рациональное познание), оставляя гносеологический примат за кристально чистой (т.е. непросвещенной разумом) верой человека в Бога. Я не могу согласиться с подобной установкой. Реабилитация разума перед верой – это та проблема, мимо которой не может спокойно пройти ни один религиозный философ, хоть сколько-то постигший истинную сущность мироздания и подлинное назначение человека на этой земле.

Несоизмеримость природы человека и природы Бога совсем не означает того, что человеку вовсе не стоит стремиться к познанию Бога: она означает лишь то, что не стоит стремиться к абсолютному познанию Бога. Человек не может знать всего, т.к. он – существо относительное, но человек может знать достаточно для того, чтобы прийти к вере в Бога. "Понимаю, чтобы верить" – этот тезис провозгласил Петр Абеляр, за что и был осужден на одном из Церковных Соборов. Абеляр противопоставил данный гносеологический принцип господствующему в те времена принципу Августина-Ансельма – "верую, чтобы понимать". Но церковь не могла допустить примата разума над верой в познании мира человеком, т.к. это грозило возникновением еще больших трудностей в толковании Священного Писания христиан.

Еще Ф. Бекон говорил, что "философия, если ее отведать слегка, уводит от Бога, если же глубоко зачерпнуть ее – приводит к Нему" 13 , а великий Эйнштейн утверждал, что "в наш век серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди" 14 , – чему он сам был прекрасным примером. Современные ученые все больше и больше приходят к мнению, что между наукой и религией не должно (и не может) быть принципиальных противоречии, ведь если религия приводит человека к Богу, основываясь на непросвещенном чувстве зависимости первого от второго, то наука приводит человека к Богу, основываясь на знании, полученном с помощью конкретных фактов и аргументов.

Доводы разума в пользу существования бытия Бога не могут безоговорочно одолеть доводов разума против существования бытия Бога, но первые, укрепленные верой в Бога, дают человеку возможность отыскания смысла собственного существования, вторые же, укрепленные неверием в Бога, не могут дать человеку этой возможности. Тот смысл жизни, который предложил А. Камю ("Миф о Сизифе"), в сущности, не дает человеку спасения от абсурда собственного существования, спасения, которым наполнены грезы всего человечества. Философия Камю есть философия абсурда, хотя сам философ так никогда не называл своего учения 15 . Человек не может найти спасения в жизни, если нет Бога. Жить, чтобы жить, но без Бога – все равно, что вовсе не жить. Смысл жизни человека в том, чтобы жить для Бога и с Богом, ибо Бог живет для человека и с человеком. Ведь смысл существования Бога в том и заключается, чтобы быть Абсолютом для человека, быть основанием человеческого бытия и источником смысла существования самого человека. Но подробнее об этом – в последующих главах этой книги.

§

Когда волнуется желтеющая нива,

И свежий лес шумит при звуке ветерка,

И прячется в саду малиновая слива

Под тенью сладостной зеленого листка;

Когда росой обрызганный душистой,

Румяным вечером иль утра в час златой,

Из-под куста мне ландыш серебристый

Приветливо кивает головой;

Когда студеный ключ играет по оврагу

И, погружая мысль в какой-то мутный сон,

Лепечет мне таинственную сагу

Про мирный край, откуда мчится он –

Тогда смиряется души моей тревога.

Тогда расходятся морщины на челе.

И счастье я могу постигнуть на земле

И в небесах я вижу Бога!