Философия упадка. Здесь научат самому дурному

Например, на поведение людей оказывает влияние «доверие»: всем кажется, что стратегия, сработавшая один раз, сработает еще раз. Например, человек схалтурил, но не был пойман за руку – он начинает халтурить и дальше, пока его не выгоняют отовсюду. Для нас этот человек вел себя нерационально, но с его точки зрения, исходя из его оптики, он как раз был очень рациональным субъектом: он всячески минимизировал усилия и максимизировал текущую прибыль.

Или другой пример – «эмоциональный менеджмент»: талантливые богатые люди, такие как Дональд Трамп и Илон Маск, легко могут служить примером успеха и тем самым получать поддержку людей. Но известно, что и они делают или могут сделать неверные шаги в бизнесе и не оправдывают ожиданий тех, кто им поверил. Они ведут себя нерационально, а их поклонники – еще нерациональнее.

Или нерациональное «рассказывание историй»: люди всегда верят историям больше, чем взвешенной оценке ситуации, начинают брать пример с литературных героев или с каких-то друзей и знакомых. Известно, как часто в быту неразумный совет, данный другом или подругой, оказывается сильнее любых аргументов: «А вот дядя Петя/тетя Маша говорит, что в таких случаях надо поступать так», – даже если это взбалмошное решение.

Все эти примеры показывают, что бо́льшая часть человеческого поведения нерациональна, темна, полна «байесов» – когнитивных искажений. Например, «искажение переноса» (correspondence bias) состоит в том, что человек себе приписывает рациональность, а другим – нерациональность, хотя на самом деле чаще дело обстоит наоборот. «Я так думаю, потому что я всё обдумал, а ты так думаешь, потому что ты захвачен эмоциями». Хотя понятно, что твой собеседник иногда лучше умеет всё обдумывать, чем ты, а ты сам можешь быть захвачен множеством предрассудков, клише или случайных построений.

Другой байес – «склонность к подтверждению» (confirmation bias), из-за которой мы стараемся не обращать внимания на данные, противоречащие принятой нами точке зрения. Например, мы не обращаем внимания на то, что у нас что-то болит, потому что склонны считать себя здоровыми, убеждены в своем здоровье. В результате мы не проводим нужное лечение на ранней стадии и запускаем болезнь – для нас наши убеждения оказываются комфортнее, чем оценка рисков.

Все излагаемые ниже «темные» теории относятся к такому направлению современной мысли, как ингуманизм, буквально «внечеловечность». Согласно ингуманизму, человек не может пониматься как автономная субстанция – напротив, человек постоянно перестраивается под влиянием более сложных конфигураций, из которых состоит мир. Человек зависим и от здоровья, и от болезни, и от законов разума, и от призраков неразумия.

Даже если человеку кажется, что он преодолел страх или справился с заблуждениями, всё равно новые, менее заметные и менее поверхностные страхи и заблуждения будут им владеть. Человек познает только поверхность вещей, при этом сам будучи зависим от более глубоких их слоев. В этом смысле ингуманизм близок нигилизму: человек не может быть надежным источником положительных ценностей.

Но, говорят ингуманисты, из того, что человек – это лишь странная переменная в развитии материи, а никакая «форма», будучи порождением отчасти нашей фантазии и моделирования, не служит достаточным обоснованием автономии человека и его первородства, вовсе не следует, что человек несамостоятелен. Ведь из тех же самых предпосылок можно вывести и то, что человек самостоятелен.

Просто все наши слова вроде «идентичности», «личности», «самостоятельности» – это оформляющие слова, систематизирующие некоторое количество наших знаний и действий. А форма всегда антропоцентрична, она несет на себе след специфических человеческих интересов и желаний. Реально ничего из этого не существует, это наши узкие эгоцентрические модели объяснения своего опыта.

Но при этом человек, говорят современные философы, может правильно производить действие различения. Например, он может правильно различить материю и свою текущую мысль о материи. Следовательно, человек способен не столько познавать мир, сколько стать таким пробным камнем в познании миром себя, в самоопределении мира, которое одновременно оказывается усложнением реальности. Человек не может надежно утверждать, как устроен мир, но может надежно понять, в какой момент реальность усложнилась, на уровне вещей или на уровне мыслей о ней и о том, как нам теперь с этим быть.

Первым, кто стал систематически работать в области «темной» социологии, был французско-американский исследователь Бруно Латур (1947–2022)[141]. Он больше всего изучал работу лабораторий, обратив внимание на то, что мы обычно сводим науку только к общественному прогрессу, только к влиянию на общество. Для нас ученые – это обслуживающий персонал прогресса. Но это только поверхностная, светлая сторона науки.