"Философия войны" в одноименном сборнике

При этом следует оговориться, что в своих высших проявлениях наука имеет тоже отпечаток

24

Электронное издание

www.rp-net.ru

гения — свою «partiesublime». Менделеев или Пастер могут считаться украшением

человечества в той же степени, как Достоевский и Гете.

Подобно благородному металлу искусство не может применяться в чистом своем

виде. В него подобно лигатуре всегда должна входить известная доля науки.

Композитора осенило вдохновение. В его душе зазвучали незримые струны... Это —

момент чистого искусства, так сказать абсолютное искусство. Он хватает перо и нотную

бумагу, перекладывает свое вдохновение (рискующее иначе быть потерянным для него и для

людей). И с этой минуты к чистому искусству примешивается лигатура науки: надо знать

ноты, такты, контрапункты, уметь распределить партитуры, равным образом и поэт обязан

знать грамматику, а ваятель — анатомию человека и животных, свойства гипса, бронзы,

мрамора.

Аналогия с военным искусством полная. Гениальнейший план рискует здесь

оказаться химерой, коль скоро он не сообразуется с реальностью. Величайший из

полководцев не смеет безнаказанно пренебрегать элементами военной науки, хоть он сам в

свою очередь совершенствует эту науку и сообразуется с ее принципами, зачастую

инстинктивно.

Чем выше процент благородного метала в сплаве — тем драгоценнее этот сплав. Чем

больше наблюдается в полководце преобладания иррационального элемента искусства над

рациональным элементом науки — тем выше его полководчество. Наполеон в большинстве

своих кампаний, Суворов во всех своих кампаниях — дают нам золото 96-й пробы.

Полководчество Фридриха II — гений сильно засоренный рутиной и «методикой», — золото

уже 56-й пробы. Полководчество Мольтке-старшего — таланта, а не гения — уже не золото,

а серебро (довольно высокой, впрочем, пробы), полководчество его племянника — лигатура,

олово.

***

Военная наука должна быть в подчинении у военного искусства Первое место —

искусству, науке только второе.

Бывают случаи, когда науке приходится затенять искусство — играть роль как бы его

суррогата (роль «накладного золота» — если развивать дальше нашу метафору). Случаи эти

соответствуют критическим периодам военного искусства, упадку его — эпохам, когда это

искусство — дух — отлетает от отживающих, но еще существующих форм и ищет, и пока

еще не находит новых путей. Так было во второй половине XVII века на Западе, когда

вербовочные армии искали спасения в рутине линейных боевых порядков и софизмах

«пятипереходной системы». Новые пути были найдены французской — так называемой

25

Электронное издание

www.rp-net.ru

Великой революцией, давшей вооруженный народ, — и военное искусство возродилось в

революционные и наполеоновские войны. Так было и в войну 1914–18 гг. — войну,

видевшую кульминационный пункт, но зато и вырождение вооруженных народов —

«полчищ». Выход для военного искусства был найден после войны в старорусской системе

сочетания идеи количества — народной армии (земского войска) с идеей качества — армией

профессионалов (княжеской дружины). Эта старорусская система, примененная в последний

раз в 1812 году (Кутузов и Растопчин), именуется иностранцами — которым это

простительно — и русскими невеждами — которым это непростительно — «система

генерала фон-Зеекта».

На этот случай «сумерек военного искусства» — случай, который Фош характеризует

«невольным отсутствием достаточного военного гения» (l’absence forsee d’un genie suf-

fisant) — и припасен коллектив, наиболее совершенным образчиком которого был «большой

генеральный штаб» германской армии.

На этот научный коллектив, существовавший во всех армиях, на отдельных, более

выдающихся его представителей и пало бремя полководчества Мировой войны — войны,

сочетавшей огромный процент научной лигатуры с очень небольшим количеством

искусства. Отсюда и «серый» характер полководчества 1914–18 гг. за немногими

исключениями, как, например, все творчество ген. Юденича на Кавказском фронте, бои

французского Скобелева — ген. Манжена, и некоторые операции армии Гинденбурга на

Восточном фронте, фон-Клука на Урке и несколько других ярких примеров.

Искусства немного — и оно целиком сосредоточено на творчестве нескольких

вождей. В решительные моменты творчество Жоффра, Галлиени, Фоша и Манжена

(знаменитый «полководческий четырехугольник») оказалось выше творчества Мольтке-

младшего, фон-Клука, Фалькенгайна и Людендорфа — подобно тому, как Гинденбypг,

Людендорф, Фалькенгайн и Макензен оказались выше Великого Князя, Жилинского,

Рузского, Иванова. Это обстоятельство и определило характер войны, предрешило ее

исход — несмотря на то, что немецкий коллектив по своему качеству, своему «дурхшнитту»,

своему научному базису, отделке и разработке доктрины, одним словом, по постановке своей

рациональной части значительно превосходил коллектив французский. Личность, как всегда,

оказалась решающим фактором. Военное искусство — достояние личности — хоть и было у

французов (по причинам, от самих вождей во многом не зависящим) не очень высокого

качества — все-таки оказалось выше рациональной научности — достояния коллектива.