"Философия войны" в одноименном сборнике

пожаров, упразднить семафоры и стрелочников, чтоб избежать железнодорожных крушений.

Самое разоружение проповедывается в двух плоскостях. Замена постоянных армий

народным ополчением — «воинственных профессионалов» якобы миролюбивой милицией.

Одновременно с этим — отказ от ряда технических средств и преимуществ — боевой

авиации или некоторых ее видов, газов, тяжелой артиллерии — чем думают сделать войны

«менее кровопролитными».

Миф «миролюбивой милиции», бывший навязчивой идеей еще Жореса, стар и

затаскан, как вся идеология 1789 и 1848 годов. Самая антидемократическая из всех наук —

история (наука, которую демократия ненавидит, и недаром: это ее смерть) учит нас совсем

иному. Стоит лишь вспомнить народные ополчения древности — кимвров, тевтонов, гуннов,

монголов. В новые времена миролюбивая народная милиция упивается кровью протестантов

либо католиков (смотря по ее вероисповеданию). В новейшие — вооружившиеся граждане

Республики «объявили мир миру», насаживая по всей Европе «либертэ, эгалитэ» штыками и

картечью, раздвинув границы Франции до Рейна и облагодетельствовав народы Голландии,

Швейцарии, Италии соответственно Бетавской, Трансальпийской, Цисальпинской,

Партенопейской республиками с гильотинами на каждой площади.

Столь же неубедительна, хоть и менее затаскана (ибо относится не к 1789, а к 1919

году) аргументация сторонников ограничения вооружений посредством «изъятия из

обращения» ряда боевых средств, уже успевших зарекомендовать себя на полях сражений.

Запрещаются удушливые газы. Но не запрещается химия как наука, не запрещаются

химические лаборатории, физические кабинеты, фабрики искусственных удобрений и

красок, наконец, просто аптеки. Запретить их нельзя, а, между тем, все эти учреждения в

кратчайший срок могут быть приспособлены к выделке удушливых газов. Запрещается

военная авиация, но не запрещается гражданская, ибо запретить ее нельзя, — а, между тем,

менее чем в 24 часа, все почтовые и спортивные самолеты можно превратить в бомбоносцев

и истребителей. Запрещаются танки, но не запрещается автомобильное и тракторное

производство. Запрещается тяжелая артиллерия, но не запрещается металлургическая

промышленность... Все это разоружение, — будь оно добровольным, полудобровольным или

принудительным — имеет величайшее сходство с законами о принудительной трезвости,

столь печально зарекомендовавшими себя у нас в России и в Соединенных Штатах. Там

21

Электронное издание

www.rp-net.ru

запрещается «военная» химия, но не запрещается химическая промышленность — здесь

запрещается водка, но не запрещается самогон (ибо этого никто не в силах запретить) и не

запрещаются деньги, за которые можно приобрести какое угодно — более или менее

поддельное вино. Обе эти идеологии — разоружение и сухой режим — в своей основе имеют

полное пренебрежение человеческой природой и человеческой психологией и, будучи

поэтому нежизненными, обречены на провал.

***

Технические средства, как это ни покажется на первый взгляд странным, сами по себе

отнюдь не увеличивают кровопролития. С кровопролитностью Бородинского побоища,

веденного кремневыми ружьями, не сравниться ни одной операции Великой войны (под

Бородином 100 тысяч человек пало с обеих сторон за каких-нибудь 8 часов — под Верденом

700 тысяч, но за 8 месяцев). Влияние техники на тактические навыки сказалось прежде всего

в затяжном характере, тягучести операций — большем напряжении нервов и, в общем,

меньшей кровопролитности. Для того, чтоб выбить из строя то же количество людей, что за

семь часов при Сен-Прива, требуется семь дней Ляоянской недели работы магазинных ружей

и скорострельной артиллерии.

Кровопролитность боя — результат не столько «техники», сколько плохой тактики,

самого темпа, «ритма» операций, качества войск и ожесточения сражающихся (Бородино,

Цорндорф). Побоища первобытных племен, вооруженных каменными топорами,

относительно гораздо кровопролитнее современного огневого боя. В кампанию 1914 года,

веденную в условиях сравнительно примитивной техникой французская армия теряла в

среднем 60 000 убитыми и умершими от ран в месяц — расплата за плохую тактику. В

кампанию же 1918 года в условиях неслыханного насыщения фронта «смертоносной

техникой» — потери убитыми не только не увеличились (как то, казалось, можно было

подумать) а, наоборот, сократились в три раза, составив в среднем 20 000 чел. в месяц.

«Техника» таким образом имеет тенденцию не увеличивать, а наоборот сокращать

кровавые потери. Удушливые газы, при всем своем бесспорно «подлом» естестве, дают в

общем на 100 поражаемых лишь 2 смертных случая — тогда как т. н. «гуманная»

остроконечная пуля дает 25 % смертельных поражений. Все это с достаточной ясностью

указывает на несостоятельность теории «технического разоружения». Урезывая технику

путем «разоружения», мы уменьшению кровопролития способствовать не будем.

Несколько (хоть и не намного) обоснованнее — теоретически — система «морального

разоружения» — бывшая излюбленным коньком женевских снобов конца 20-х и начала 30-х