Философия войны

Композитора осенило вдохновение. В его душе зазвучали незримые струны… Это – момент чистого искусства, так сказать, абсолютное искусство. Он хватает перо и нотную бумагу, перекладывает свое вдохновение (рискующее иначе быть потерянным для него и для людей). И с этой минуты к чистому искусству примешивается лигатура науки: надо знать ноты, такты, контрапункты, уметь распределить партитуры, равным образом и поэт обязан знать грамматику, а ваятель – анатомию человека и животных, свойства гипса, бронзы, мрамора.

Аналогия с военным искусством полная. Гениальнейший план рискует здесь оказаться химерой, коль скоро он не сообразуется с реальностью. Величайший из полководцев не смеет безнаказанно пренебрегать элементами военной науки, хоть он сам в свою очередь совершенствует эту науку и сообразуется с ее принципами, зачастую инстинктивно.

Чем выше процент благородного металла в сплаве – тем драгоценнее этот сплав. Чем больше наблюдается в полководце преобладания иррационального элемента искусства над рациональным элементом науки– тем выше его полководчество. Наполеон в большинстве своих кампаний, Суворов во всех своих кампаниях – дают нам золото 96-й пробы. Полководчество Фридриха II⁷⁴– гений, сильно засоренный рутиной и «методикой» – золото уже 56-й пробы. Полководчество Мольтке-старшего⁷⁵– таланта, а не гения– уже не золото, а серебро (довольно высокой, впрочем, пробы), полководчество его племянника⁷⁶ – лигатура, олово.

* * *

Военная наука должна быть в подчинении у военного искусства. Первое место – искусству, науке только второе.

Бывают случаи, когда науке приходится затенять искусство – играть роль как бы его суррогата (роль «накладного золота» – если развивать дальше нашу метафору). Случаи эти соответствуют критическим периодам военного искусства, упадку его – эпохам, когда это искусство – дух – отлетает от отживающих, но еще существующих форм и ищет, но пока еще не находит новых путей. Так было во второй половине XVII в. на Западе, когда вербовочные армии искали спасения в рутине линейных боевых порядков и софизмах «пятипереходной системы». Новые пути были найдены французской – так называемой «великой» – революцией, давшей вооруженный народ, – и военное искусство возродилось в революционные и наполеоновские войны. Так было и в войну 1914–1918 гг. – войну, видевшую кульминационный пункт, но зато и вырождение вооруженных народов – «полчищ». Выход для военного искусства был найден после войны в старорусской системе сочетания идеи количества – народной армии (земского войска) с идеей качества– малой армией профессионалов (княжеской дружины). Эта старорусская система, применяемая в последний раз в 1812 г. (Кутузов⁷⁷ и Ростопчин⁷⁸), именуется иностранцами – которым это простительно – и русскими невеждами – которым это непростительно – система генерала фон Зеекта⁷⁹.

На этот случай «сумерек военного искусства» – случай, который Фош характеризует «невольным отсутствием достаточного военного гения» (l'absence force d'un genie suffi-sant)⁸⁰, – и припасен научный коллектив, наиболее совершенным образчиком которого был «большой генеральный штаб» германской армии.

На этот научный коллектив, существовавший во всех армиях, и на отдельных более выдающихся его представителей и пало бремя полководчества Мировой войны – войны, сочетавшей огромный процент научной лигатуры с очень небольшим количеством искусства. Отсюда и «серый» характер полководчества 1914–1918 гг. за немногими исключениями, как, например, все творчество генерала Юденича на Кавказском фронте⁸¹, бои французского Скобелева⁸² – генерала Манжена⁸³, некоторые операции армии Гинденбурга⁸⁴ на Восточном фронте, фон Клука⁸⁵ на Урке и несколько других ярких примеров.

Искусства немного – и оно целиком сосредоточено на творчестве нескольких вождей. В решительные моменты творчество Жоффра⁸⁶, Галлиени⁸⁷, Фоша и Манжена (знаменитый «полководческий четырехугольник») оказалось выше творчества Мольтке-младшего, фон Клука, Фалькенгайна⁸⁸ иЛюдендорфа⁸⁹ – подобно тому, как Гинденбург, Людендорф, Фалькенгайн и Макензен⁹⁰ оказались выше Великого князя⁹¹, Жилинского⁹², Рузского⁹³, Иванова⁹⁴. Это обстоятельство и определило характер войны, предрешило ее исход – несмотря на то, что немецкий коллектив по своему качеству, своему «дурхшнитту»⁹⁵, своему научному базису, отделке и разработке доктрины – одним словом, по постановке своей рациональной части значительно превосходил коллектив французский. Личность, как всегда, оказалась решающим фактором. Военное искусство – достояние личности – хоть и было у французов (по причинам, от самих вождей во многом не зависящим) не очень высокого качества – все-таки оказалось выше рациональной научности – достояния коллектива.