Философия войны

Поэтому военная наука – это социология на военном положении. Или (считая войну явлением патологическим) – социология патологическая. Военный организм представляет аналогию с национальным организмом. Война– та же политика. Армия – та же нация.

Часть вторая Об элементах войны

Глава VI Политика и стратегия

Политика – это руководство нацией, управление государством. Стратегия – это руководство вооруженной частью нации, управление той эманацией государства, что называется армией.

Политика– целое, стратегия– часть. Стратегия творит в области, отчеркнутой ей политикой. Это – политика войны, тогда как самая война – элемент политики государства. Откуда явствует, что стратегия есть один из элементов политики – и, безусловно, один из капитальных ее элементов.

Задача политики – подготовить работу стратегии, поставить стратегию в наиболее выгодные условия в начале войны и как можно лучше пожать плоды стратегии после войны¹⁰⁸.

Дипломатия и стратегия – это две руки политики. И тут необходимо, чтобы правая рука все время знала, что делает левая – и обратно. Раньше, чем предпринять какой-либо ответственный шаг государственного, тем более международного, значения, политик должен оглянуться на стратега и спросить его: «Я собираюсь сделать то-то. Достаточно ли мы для этого сильны?» Если стратег ответит утвердительно, то политик сможет высоко поднять национальное знамя и смело выйти на международное ристалище. Но если стратег ответит отрицательно, – то политику ничего не останется, как свернуть знамя, бить отбой, сбавить тон, пожертвовав подчас самолюбием во избежание худшего из несчастий. В этом случае долг стратега заранее предупредить политика, не дожидаясь его вопроса.

Когда зимой 1909 г. Австро-Венгрия решилась на аннексию Боснии и Герцеговины, Эренталь¹⁰⁹ предварительно запросил Конрада¹¹⁰. И – получив ответ, что русская армия дезорганизована Японской войной, а собственная достаточно сильна, чтобы в союзе с германскою справиться с нею, – дерзнул на этот решительный шаг. Извольский¹¹¹ в свою очередь обратился к генералу Редигеру¹¹² с вопросом, в состоянии ли мы на это реагировать, в состоянии ли Россия защитить свое достоинство великой державы? И получил честный, прямодушный, неприукрашенный ответ… Ценой жестокого унижения Россия была спасена от катастрофы.

Классический случай взаимодействия политики и стратегии – когда политик обратился к стратегу – имел место в 1870 г. Франко-прусский конфликт (по поводу кандидатуры Гогенцоллерна на испанский престол) развивался всю первую половину июля. Король Вильгельм¹¹³ лечился на водах в Эмсе. Он былнастроен миролюбиво, решив почить на лаврах Датской и Австрийской кампании. Бисмарк, наоборот, видел в войне с Францией последний этап завершения единства Германии – грандиозной цели, к которой неуклонно стремилась его политика.

16 июля Бисмарк, Мольтке и Роон¹¹⁴ завтракали втроем в Эмсе – когда на имя канцлера вдруг прибыла депеша от французского посла в Берлине. Это был ответ французского правительства на прусскую ноту– ответ, составленный в очень мягких, примирительных выражениях. Все трое приуныли. Стало ясно, что при миролюбивом короле война отныне невозможна и объединение Германии придется отложить, если и не до греческих календ, то до очень отдаленного времени.

Бисмарк встал. Он принял решение. «Скажите, – обратился он к Роону, – снабжена ли наша армия всем необходимым?» – «Безусловно, снабжена», – ответил Роон. Канцлер перевел взгляд на Мольтке: «Ручаетесь ли вы за успешное ведение войны?» – «Ручаюсь», – ответил Мольтке.

«Тогда, – пишет Бисмарк в своих мемуарах, – я вышел в соседнюю комнату, сел за стол и переделал весь текст французской депеши, заменив ее тон и содержание, заменив примирительные выражения резкостями». То есть подделал депешу и в этом виде понес ее королю. Король Вильгельм, возмущенный «наглостью» Франции, ответил резким отказом на французские предложения – и Наполеон III объявил ему войну…¹¹⁵

Этот классический случай, известный истории под названием «эмской депеши», показывает нам политика, пусть беспринципного, но гениального. Политика здесь, безусловно, владеет стратегией. Но этот же случай выявляет нам и стратега, умеющего брать на себя ответственность, как бы благословляющего политика на его чреватый огромными последствиями шаг. Короче, в Эмсе мы видим непревзойденный образец политики и стратегии. Какая огромная разница между «художественной» подделкой депеши и аляповатыми баснями 1914 г. о «восьмидесяти переодетых французских офицерах, пытавшихся проникнуть через германскую границу» и о «бомбардировщиках Нюрнберга французскими летчиками»! Это – как раз разница между Бисмарком и Бетман-Гольтвегом¹¹⁶, разница, которой в области стратегии соответствует разница между Мольтке-старшим и Мольтке-младшим.

В 1870 г. в Германии, тогда еще Пруссии, и политика, и стратегия – на высоте. В 1914 г. в той же стороне ни политика, ни стратегия на высоте не оказались.

* * *