Философия женского рода. Разговоры

Мы находимся в пространстве русской культуры. Для меня это очень симптоматично в хорошем смысле, потому что сам разговор и постановка проблемы очень органичны. Мы не выдумываем. Для нас: есть женщины, есть мужчины. Вот эти два начала, две половинки, две ипостаси Мира. И они есть. И я считаю, что они основополагающие для мира вообще. А для русской культуры эти различия особенно важны. И вопрос этого различения гораздо более глубокий. Он касается не только темы пола, предназначения женщины и мужчины, а различий как таковых, потому что в Европе, в западной культуре эти различие стираются и намеренно нивелируются. И дело здесь не в вопросах пола, не в утверждении равноправия полов. За что борются феминистки, чему посвящена огромная масса феминистической литературы? Если мы почитаем наиболее передовые книги этого направления, то поймём, что вопросы пола – это всего лишь повод для устранения различия вообще как такового. Но различение мужского и женского – одно из основополагающих различий в мире, которое полагается Богом. Именно поэтому, мы можем утверждать, что европейская культура борется против Бога она стремится убрать или нивелировать этот основополагающий центр мира, который позволяет нам различать соответственно добро и зло, светлое и темное, мужское и женское, дозволенное и недозволенное и т. д. И вопрос пола встраивается в эту общую логику: либо мы находимся в пространстве этих различий (в том числе и половых), либо мы их все убираем. И здесь мы уже можем говорить о существовании различных моделей мира. Мы находимся в пространстве русского миросозерцания, и я понимаю русскую культуру как культуру, которая строится на этих фундаментальных различиях.

Обращает на себя внимание, что различенность мужского и женского – это бытийственная различенность, о которой можно теоретизировать и рефелексировать лишь вторым шагом. Первый шаг – это включенность женщины в этот мир особым способом, этот способ включенности она сначала проживает, а потом может рефлексировать о нем, причем второй шаг отнюдь необязателен, он лишь возможен.

А. Криман:

Дуальности есть, и человек, имея некий специфический аппарат, может их исследовать и деконструировать в каком-то смысле. После рождения ребенка, когда я познала, что такое жизнь, жизнь, которую дала я – это такой серьёзный опыт на самом деле. Но этот опыт не делает женщину машиной по производству детей. Это определенное телосложение, которое позволяет познавать и осознавать определенные смыслы. У меня женская конституция, и я могу родить, мужчина может быть машинистом поезда. Я конечно не сравниваю их, но это просто такой опыт, разный опыт, но в первую очередь опыт. И опыт рождения жизни меня привел к тому, что необходимо уравновесить это знание и этот опыт и познать, что такое смерть, хотя бы приблизиться к этому… И тогда я пошла работать в хоспис при церкви. Это был потрясающий опыт, который меня очень обогатил.

Опыт рождения ребенка создает совершенно особую цепочку потребностей и влечет за собой цепочку новых опытов, которые выстраиваются именно на фундаменте опыта рождения. И помощь, самоотдача становится одним из способов бытия женщины. Об этом знают женщины, но на это обращают внимание и мужчины.

А. Гачева:

Мужской принцип состоит в антиномизме, с его напором на мир и бытие, с его индивидуализмом. Но троический принцип симфонизма и любви скорее носит именно женский характер. Не случайно, что Н. Н. Фёдоров в своей трактовке Троицы, говорит о каждом Лице, об Отце, о Сыне, но Кто же такой Святой Дух? Это не Бог-Мать. Он говорит о «дочери человеческой». Уподобляет дочери. Он опирается в этом случае на апостольские постановления первых веков христианства, говорящих об институте диаконис, которые уподоблялись Святому Духу. Понятно, что они были девами. Здесь открывается образ девства и неповреждённости. Рядом и образ Богоматери. С Её образом соединена идея непорочного рождения, когда всё происходит не через природный принцип, а совершенный принцип безболезненного рождения, когда не нарушается целомудрие и девство, но рождается совершенное Существо.