Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние

Таким образом, нельзя прийти к какому бы то ни было действительному освобождению индивидуума от всеобщего становления. Поэтому у Ницше появляется идея, что права только тотальность, всеобщность, всеохватывающая природа, что только весь космос придает истинность отдельному существу. Доныне мы наблюдали диалектику иррационального у Ницше в двух отношениях — в том, что касается общего детерминизма, и в том, что касается индивидуальности отдельного человека. Но есть и третий существенный аспект. Крайний иррационализм противостоит не только от века заданным порядкам и формам (относятся они ко всему миру или только к индивиду), но и тем структурам, которые конституирует сам человек как субъект. Показательно, что Ницше и здесь выступает против того, чтобы созданные человеком формы обретали постоянство. По его мнению, они неотделимы от текучей жизни и потому не могут иметь никакого абсолютного, непреходящего значения. Такие установления всегда сохраняют связь с конкретным реальным человеком, сконституировавшим их в процессе творческой деятельности.

«Воля к мощи» — вот формула Ницше для формосозидающей активности человека. Жизнь в своей глубочайшей сущности — это «воля к мощи», творческая, спонтанная, постоянно выходящая за свои собственные рамки, и принимающая все новую форму и направление сила. Человек сам задает себе формы и нормы. Жизнь задает себе смысл сама, и все это — исходя из практической деятельности. Понятия истины и доброты толкуются у Ницше с прагматической точки зрения. Любая истина и любая норма оцениваются им (и шире — вообще в действительности) в зависимости от их применяемости в жизни. Они — продукты неосознанно-творческой, формосозидающей жизни самой по себе, а не заданные ей откуда-то извне независимые общие сущности. Они — результат действия, а не обнаруживаемые в готовом виде теоретическим мышлением объекты. Ценности существуют только благодаря задающей их, оценивающей творческой активности человека. Они конституируются самой жизнью и зависят от нее. Именно такая близость к конкретной практике жизни дает Ницше возможность отвергать какое бы то ни было застывание вновь произведенных форм в неизменную систему категорий. Кант и Гегель означают для него возврат к платонизму, чего следует избегать.

В антропологии Ницше, таким образом, иррациональная первооснова диалектики ограничена с трех сторон. Но эти три противостоящие инстанции по значению своему отступают на второй план в сравнении с иррациональным, которое первично.

Тем же путем идет Анри Бергсон, но у него еще больше выдвинут на первый план вечный поток жизни. Бергсон также отвергает какие бы то ни было рационально-абстрактные сферы, которые находились бы за пределами иррационального становления. Рациональные элементы и здесь тоже мстят за себя, то и дело появляясь в виде диалектических противоречий в рамках иррационального, однако они очень ослаблены. По Бергсону, весь мир в целом, а тем самым, — и человека, следует понимать как творческое становление. Жизнь, в самой глубокой сущности своей, — это порыв, временность, длительность. Нет ничего устойчивого, застывшего, статичного.

Противники Бергсона — главным образом материализм, механицизм и детерминизм. Он обвиняет современную науку, в особенности психологию, в том, что она подходит к исследованию человеческой действительности с ложными методами и, тем самым, искажает ее. А именно: наука своим главным инструментом делает интеллект, однако с его помощью невозможно верное и полное постижение жизни, поскольку понятия его — застывшие и негибкие. Согласно учению Бергсона, интеллект способен постичь лишь пространственное, количественное, механически детерминированное и, следовательно, материальное. Но так как интеллект не довольствуется этими соответствующими ему сферами, а претендует на объяснение всего бытия и жизни, он с необходимостью оказывается на ложном пути. Методы, применяемые интеллектом, дают в результате однобокое «опространствливание» и подчинение психической жизни некоему детерминизму. По мнению Бергсона, в первую очередь решительно искажено понятие о времени. Понимая время как протекание, разделенное на прерывные отрезки, его в действительности сводят к пространственным категориям. Но духовная жизнь протекает не в прерывно-однородном времени, точно так же, как она протекает не в абстрактно-геометрическом пространстве. Напротив, духовная жизнь — это непрерывная, качественно разнородная длительность, где отдельные элементы не отделены друг от друга, где они, скорее, перетекают друг в друга, сливаясь до неразличимости. В реально-конкретной, качественно-определенной длительности и живет свободное, творческое становление во всей его полноте и глубине.

Разумеется, и в этом можно усмотреть первый диалектический момент: жизненный порыв может время от времени идти на убыль и порой застывать в неустойчивых, неизменных формах. Но это не есть нечто окончательное. Наоборот, движение жизни стремится снова и снова выйти из этих форм и преодолеть застывание.