Философская теология: вариации, моменты, экспромты

Юлен считает, что активнейшая филиация одновременно архаичного и новомодного мифа о реинкарнациях в Европе есть не меньшее, чем «настоящая мутация религиозного сознания, способная, если она будет развиваться в том же духе, привести к метаморфозе нашей цивилизации»[602]. Но хотя с мифами обычно не спорят, есть возможности их оценивать с точки зрения самой их претензии как на научность, так и на наследование древних, «исконных» архетипов. Идея перевоплощения оказывается также вполне открытой для такого рода верификации.

Прежде всего это касается опытов по установлению «внутреннего» реинкарнационного анамнезиса. К тем ответам, которые дают инженерам глубинной психологии их подопечные, относятся их припоминания «своих» преимущественно эмблематических ролей в истории: опрошенные оказываются, как правило, бывшими великими жрецами, тамплиерами, чудотворцами, весталками, друидами, инквизиторами, знатными куртизанками (никто почти не соглашается, отмечает французский профессор, на скромные рождения!), жизни которых протекали по большей части в Древнем Египте, но иногда в царстве ацтеков в Мексике, сакральном Бенаресе или при дворе Фридриха II в Палермо, т. е. в местах, отмеченных авторитетом религиозным или эзотерическим. Другая группа «вспоминающих» обнаруживает смешанные рождения, точнее, восстанавливает свои насильственные смерти как в высоких, так и в скромных воплощениях, по большей части в Европе. Хотя их предыдущие существования в меньшей степени претендуют на эмблематичность, обнаруживается, что среди их воспоминаний очень мало таких, которые не соответствовали бы сведениям из учебников истории, словарей, энциклопедий[603]. И совсем становится непонятным, иронизирует М. Юлен, куда же, собственно, делось большинство человечества, тех, кто просто обрабатывал землю, работал в городе, служил господам, занимался торговлей.

Казалось бы, опыты Стевенсона должны быть более свободны от подозрений, так как он сам их тщательно селекционировал. Но здесь также сохраняются два момента, дающие основание для скептицизма. Во-первых, он проводил свои исследования в тех культурных ареалах (Индия, Шри-Ланка) или общинах (ливанские друзы), где реинкарнация является традиционным коллективным верованием; во-вторых, жизнь, непосредственно предшествовавшая настоящему существованию информанта, протекала в месте, находящемся всего в 15–20 км от его теперешнего места жительства, а это хорошо сочетается с бессознательным взаимообменом мыслями, жестами, социальной практикой людей, живущих вместе, иными словами с общностью в рамках единой среды. Кроме того, вспоминания информантов Стевенсона противоречат тем, которые извлекают из своих пациентов гуру глубинной психологии: в первом случае предпочтение отдается «местному» варианту реинкарнации, во втором – «экзотическому».

Однако и вся современная реинкарнационная идеология противоречит, отмечает французский индолог, классическим, индийским моделям реинкарнаций (концепция сансары), на воспроизведение которых она претендует. Первое отличие связано с этическим характером индийской концепции перевоплощений, необходимо включающей идею воздаяния за соответствующие поступки – этот момент отсутствует в современной западной «реинкарнационной литературе». С указанным отличием связано и другое, самое главное, состоящее в том, что для традиционных индуистов и буддистов перевоплощения были и остаются кошмаром, избавление от которого и составляет основную программу соответствующих религий, тогда как для современной западной аудитории они являются как раз источником надежды на бесконечное улучшение своего существования в череде перерождений – при игнорировании возможностей «оказаться навечно замурованными в “инфернальных” лабиринтах сансары» (в лонах насекомых, земляных червей и прочих несчастных существ – чего так всегда боялись индийцы) и при равнении только на «достигших более высокого уровня эволюции»[604]. В итоге исконная индийская круговерть сансары претерпевает неузнаваемую трансформацию – она «выпрямляется» у эволюционистов-прогрессистов в восходящую прямую. Но есть еще один существенный момент. В современной «реинкарнационной литературе» отсутствует даже намек на то, что в Индии модель сансары соответствовала лишь экзотерическому, популярному уровню истины, «и что другая истина, экзотерическая, должна находиться за ней»[605]. Идею о том, что цепи сансары иллюзорны, а «освобождение» извечно, отстаивали прежде всего ведантисты, но она не была чужда ни буддистам, ни джайнам.