Философская традиция во Франции. Классический век и его самосознание

Само название трактата – «Разыскание истины посредством естественного света…» – указывает на чрезвычайно важный для всего Нового времени элемент. Как замечает А. Робине, «пружина философского гуманизма содержится в этом понятии естественного света, строго отличаемого от света сверхъестественного»[169]. Именно физический свет озаряет отныне душу человека, а «физическая философия и психическая философия естественного света развиваются вместе»[170]. Здесь и радикальный разрыв со средневековым представлением о мире и о человеке, и программа развития новой науки. Но самое главное, это утверждение человеческой автономности и самодостаточности. Совершенно естественным продолжением такой концепции становятся утверждения математического по своей сути метода разыскания истины, опирающегося исключительно на способности человеческого разума. А. Робине подчеркивает очень важный и на первый взгляд курьезный момент: уделяя столь важное значение «естественному свету», Декарт в равной мере отдает свои силы исследованию способностей ума и физической оптике. К этому можно добавить увлечение Декарта розенкрейцерской мистикой света, которому, впрочем, не принято уделять сколько-нибудь значительного внимания[171].

Мир для Декарта – это мир геометрического пространства, поддающийся разметке и исчислению. Можно сказать, что вся его философия находится под определяющим влиянием его геометрических прозрений.

В юности Декарт, воодушевленный распространившимися по всей Европе розенкрейцерскими манифестами, искал контакта с этим таинственным орденом. Именно эти поиски среди прочего стали причиной его странствий и привели его к знакомству с И. Бекманом и К. ванн Хугеландом. Когда же в 1622 г. Декарт вернулся во Францию, в образованном обществе муссировался слух, что он стал членом таинственного ордена. Возможно, одна из причин враждебного к нему отношения со стороны Гассенди стало неприятие этим последним розенкрейцерства.

Не будучи в состоянии найти источник помощи в себе самом, он ищет его вне себя, – описывает эти поиски К. Фишер, – ему кажется, что кто-то может подсказать ему слово разгадки или что оно скрыто где-нибудь, как тайное сокровище, подобно философскому камню, которым обладают только адепты. Среди сомнений в нем пробуждается стремление к таинственному и магическому. В этом настроении он слышит, что говорят о каком-то «братстве розенкрейцеров», которое, возникши мистическим образом и будучи посвящено в истинное познание вещей, имеет целью просветить мир и освободить науку от ее заблуждений; члены его с внешней стороны нераспознаваемы и не должны ничем себя выдавать. Тем более привлекают они воображение людей, баснословнейшие слухи переходят из уст в уста, появляются сочинения «за» и «против», интерес нашего философа возбуждается до высшей степени, он всячески старается познакомиться с одним из посвященных, быть может, с помощью сочинения, заглавие которого сохранилось и которое он имел в виду посвятить розенкрейцерам; но все его старания оказались напрасными, он никогда в своей жизни не мог отыскать ни одного члена этого тайного союза. И по очень простой причине: потому что таких не было.