После того как Декарт в своем сне несколько успокаивается и обретает уверенность в том, что все-таки его – такого субъекта, который в целости осуществляет акт мысли, – поддерживает Бог (вот эта поддержка и называется естественным светом), он надеется, двигаясь дальше в направлении этого света, что Бог и дальше будет его поддерживать. В начале ему снилась книга как некая «Шиенция мирабилис» – некая изумительная наука, являющаяся суммой всех наук (комментаторы это нередко называют «Энциклопедией»). В действительности же Декарту снилось, что существует некая внутренняя подспудная гармония, связывающая все вещи таким образом, что можно, не зная их все, но уцепившись за одну из них, пойти правильно. Как выразился бы физик, такой мир ковариантен тому, что я утверждаю; то есть сам мир устроен по таким не осознаваемым мною законам, что эти законы позволяют мне в локальной темной точке совершить акт, для которого потребовалось бы знание всех законов мироздания, а я, не зная их, тем не менее акт совершаю. Значит, есть какая-то помощь со стороны мира, или, как выражается Декарт, catena, – цепь, подобная лестнице Иакова, который взбирался по ней на небо, к Богу. И вот именно это снится Декарту, а вовсе не энциклопедия в нашем теперешнем понимании.
Эта катена имеет два термина у Декарта. С одной стороны, она называется естественным светом. Но из этого слова нужно устранить обыденную ассоциацию здравого смысла. Термин «здравый смысл» у Декарта тоже постоянно присутствует, но естественный смысл не то же самое, что здравый смысл. Это нечто известное мне естественным образом, из действия руководящей мной катены, или цепи, которую не я создал, – она больше моих сил. Я не могу всю ее охватить, но она построена так, что разум естественным образом освещает мою душу – и в моей душе возможно существование существа, которое может описать мир, где действуют законы этой катены. Иначе говоря, обоснование мышления у Декарта, как впоследствии и у Канта, есть всегда постановка следующего вопроса: во? перед нами мир – как мне понять предметы этого мира? Кант делает в этой связи сложный ход: я могу понять предметы этого мира, если я предварительно покажу, что он способен породить существо, которое способно его описать. Это и есть критицизм Канта. И кстати говоря, на совершенно другом языке я уже дал вам определение, что такое критика, или критицизм, Канта. Но вернемся к Декарту.
Успокоившись в своем сне тем, что мир может порождать существо, способное описать этот мир, Декарт затем, после «Энциклопедии», увидел «Корпус поэтарум» – совокупность поэтических текстов. Рассказывая об этом, я специально хочу подчеркнуть, как реально возникали акты мышления в виде рождаемого определенным осмыслением опыта сознания или медитации. По словам Декарта, здесь имеет место нечто, соединяющее вместе и держащее одновременно и мудрость и воображение, или мудрость и поэзию. То есть это ситуация напряжения всех сил существа, а не просто ума. И поэтому Декарт способен сказать так:
Из этого сочетания следует очень интересный ответ на известную и очень давнюю дискуссию в теологии и в философии о существовании двух богов: есть Бог философов – некое по рациональным причинам вводимое существо, в которое может верить философ, а есть Бог любви, или Бог людей – Иакова, Исаака и т. д. Обычно в доказательстве существования нуждается именно Бог философов, а Бог любви – это нечто совсем другое и не похожее на Бога философов. Но в данном случае в движении сна Декарта – явно философа и ученого – мы как раз ясно видим, что в глубине самой этой структуры сознания (а Бог – структура сознания) нет различия между Богом людей и Богом философов. И сразу же вместе с «Корпусом поэтарум» перед глазами Декарта проходят поэтические книги, и глаз его падает на одну поэтическую строку: