Подумай здесь об особом виде иллюзии, проливающей свет на это обстоятельство. Я прогуливаюсь со своим знакомым в окрестностях города. В разговоре с ним выясняется, что, по моим представлениям, город лежит справа от нас. Для этого предположения у меня нет никакого осознанного основания, более того, простое размышление могло бы убедить меня в том, что город где-то слева от меня. На его вопрос, почему же тогда я вообразил, будто город лежит в том направлении, я не мог бы сперва дать никакого ответа. У меня не было основания так считать, однако, не имея на то оснований, я, по"видимому, мог бы все же усмотреть определенные психологические причины для подобного предположения, сославшись на какие-то ассоциации и воспоминания. Например, такие: мы ведь шли вдоль канала, а я уже однажды при подобных же обстоятельствах ходил по берегам какого-то канала и тогда город лежал справа от нас. Я бы мог попытаться аналогичным образом проследить причины моего необоснованного убеждения как бы психоаналитически.
"Но что это за странное переживание?" Да ведь оно не более странно, чем любое другое. Просто оно иного типа, чем те переживания, которые мы считаем наиболее фундаментальными, например, чувственные впечатления.
"Мне кажется, что я знаю: город лежит там". "Мне кажется, что имя "Шуберт" подходит и к сочинениям Шуберта, и к его лицу".
Ты можешь произнести про себя, к примеру, слово "гладь", имея при этом в виду один раз повелительную форму глагола, а другой раз имя существительное. А теперь скажи "гладь!", а затем "Не гладь кошку!". Ты уверен, что оба раза это слово сопровождается аналогичным переживанием?20
Если тонкий слух помогает мне уловить, что в данной языковой игре я переживаю данное слово то так, то этак, не поможет ли он мне также уловить, что в связной речи, в потоке слов я часто совсем не переживаю его? Ведь то, что я ему придаю (или намереваюсь придать, а в последствии, вероятно, и объяснить) то такой, то иной смысл, не имеет никакого отношения к поставленному вопросу.
Но тогда остается неясным, почему при этой игре переживания слов мы также говорим о "значении" и "осмыслении". Это вопрос иного рода. Для этой языковой игры характерно то, что данное выражение используется в этой ситуации: мы произносили данное слово в таком значении и заимствуем это выражение из другой языковой игры.
Назови это сном. Это ничего не меняет.
Даны два понятия -толстый" и "худой". Неужели ты готов утверждать, что среда толстая, а вторник худой или же наоборот? (Я склонен выбрать первое.) Разве -толстый" и "худой" имеют тут иное значение, отличное от общепринятого? Они имеют иное применение. Так что же, на самом деле мне следовало бы употребить другие слова? Вовсе нет. Я хочу использовать здесь эти слова (в привычном для меня значении). При этом я ничего не говорю о причинах данного явления. Это могли бы быть ассоциации из дней моего детства. Но это гипотеза. Каково бы ни было объяснение, мое желание остается в силе.
Если бы меня спросили: "Что, собственно, ты вкладываешь в слова -толстый" и "худой"?" я бы мог истолковать их значения только самым обычным образом. Я не смог бы объяснить их на примере вторника и среды.
Здесь можно говорить о "первичном" и "вторичном" значениях слова. Только тот, кому известно первичное значение слова, может употреблять его во вторичном значении.
Лишь тому, кто научился хорошо считать письменно или устно, можно с помощью понятия вторичного значения объяснить, что такое счет в уме.
Вторичное значение это не "переносное" значение. Говоря "Гласная е для меня желтая", я имею в виду "желтое" не в переносном значении ведь иначе, чем с помощью понятия "желтое", я не мог бы выразить то, что хотел сказать.
Кто-то говорит мне: "Подожди меня у банка". Вопрос: имел ли ты в виду, произнося это слово, именно этот банк? это вопрос того же типа, что и следующий: "Намеревался ли ты, идя на встречу с ним, сказать ему то-то?" Этот вопрос относится к определенному времени (ко времени его ходьбы, как первый вопрос ко времени произнесения слов) но не к переживанию в течение этого времени. Подразумевание в столь же малой степени переживание, как и намерение.
Что же отличает их от переживания? У них нет переживаемого содержания. Дело в том, что сопровождающие и иллюстрирующие их содержательные переживания (например, представления) не являются ни подразумеванием, ни намерением.
Намерение, в соответствии с которым действуют, "сопровождает" действие не в большей мере, чем мысль "сопровождает" речь. Мысль и умысел не являются ни "элементарными", ни "составными", их нельзя уподобить ни отдельной ноте, звучащей во время действия или речи, ни мелодии.
"Речь" (Reden) (громкая или молчаливая) и "мышление" (Denken) понятия разного рода, хотя они и связаны теснейшим образом.
Интерес к переживаниям, которые кто-то испытывает, пока говорит, и к намерению не одинаков. (Переживание, вероятно, могло бы информировать психолога о "бессознательном" намерении.)