Философские обители

До того как Благоразумию был придан статус основной добродетели, оно долгое время выполняло функции аллегорического божества, которое древние изображали двуликим. Наша статуя очень удачно воспроизводит этот облик. Вперёд глядит молодое женское лицо с правильными чертами, назад же обращено благородное и строгое лицо старца. Линии второго лица как бы продолжают изгибы длинной шелковистой бороды. Эта великолепная фигура — вариация образа Януса, который был сыном Аполлона и нимфы Креусы — представляется не менее интересной, чем три другие, и не уступает им в величественности.

На плечах у Благоразумия широкий плащ философа, который раскрывается, представляя взору блузку с гофрированной отделкой. Затылок закрыт простым платком. Обрамляя лицо старца, платок завязывается спереди и обнажает шею, украшенную жемчужным ожерельем. Юбку с широкими складками поддерживает витой шнур с шишечкой, на вид тяжёлый и похожий на монашеский. Левая рука сжимает выпуклое зеркало, в которое женщина не без удовольствия глядится. В правой руке у неё циркуль с разведёнными острыми ножками. У её ног замерла свернувшаяся змея [XL].

XL. Нантский собор. Гробница Франциска II. Благонамеренность (XVI в.)

Для нас этот благородный образ является волнующим и выразительным олицетворением Естества, простого, плодовитого и разнообразного в своих проявлениях, одаряющего самые скромные свои создания изяществом и совершенством форм. Его зеркало — Зерцало Истины — классические авторы всегда рассматривали как иероглиф универсальной материи (matière universelle) и, в частности, как знак субстанции Великого Делания. Субъект Мудрецов (Sujet des sages), Зерцало Искусства (Miroir de l’Art) — герметические синонимы, которые скрывают от непосвящённого действительное название тайного минерала. В этом зерцале, как говорят Мастера, человек видит природу в истинном свете. Благодаря ему он узнаёт древнюю истину в её традиционном обличье. Дело в том, что естество никогда не даёт исследователю взглянуть на себя напрямую, он может увидеть лишь его зеркальное отображение, а чтобы ясно показать, что речь идёт о нашем микрокосме, малом мире премудрости (petit monde de sapience), скульптор изваял зеркало выпуклым, ведь выпуклая линза обладаёт свойством уменьшать предметы, сохраняя их относительные пропорции. Таким образом, указание на герметического субъекта, содержащего в минимальном своём объёме всё, что заключает в себе огромная вселенная, предстаёт вполне намеренным, умышленным, обусловленным настоятельной эзотерической необходимостью и значительно облегчающим толкование предмета. Поэтому, терпеливо изучая эту единственную в своём роде изначальную субстанцию (primitive substance), частицу хаоса, отражающую большой мир (grand monde), художник приобретает элементарные понятия о неизвестной науке, проникает в тайные области, изобилующие открытиями, богатыми на откровения, щедрыми на чудеса, и получает в итоге бесценный дар, который Бог уготовил для избранных душ: свет Мудрости.

Таким образом, под внешним покровом Благоразумия мы прозреваем сокровенный образ древней алхимии и через атрибуты Благоразумия приобщаемся к её тайнам. К тому же практическая символика нашей науки так или иначе зиждется на двух понятиях, на двух чисто философских добродетелях: благоразумии и простоте. Prudentia et Simplicitas — таков девиз Василия Валентина и Сеньора Задита. На одной из гравюр Трактата об Азоте изображён Атлас, поддерживающий небесный свод, а у его ног — бюст Януса (Prudentia) и скульптура Простоты (Simplicitas) под видом ребёнка, разбирающего азбуку. Но если простота — свойство прежде всего естества (это самое первое и самое важное из его достояний), то человек, напротив, наделён свойствами, сводящимися к одному — Благоразумию. Среди этих свойств осмотрительность, осторожность, разумность, проницательность, опытность… Чтобы довести эти качества — врождённые и приобретённые — до совершенства, требуется время, поэтому вполне резонно, что у Благоразумия два лица.