Об ограниченной объяснительной силе модели Пайка и о невысокой эффективности предлагаемых им методов свидетельствует и то, что его теория не нашла большого числа последователей. Пожалуй, самым ощутимым результатом был перенос принятого в дескриптивной лингвистике разграничения «этических» (т.е. не обладающих семиологической релевантностью и относящихся к физической материи языка) и «эмических» (т.е. семиологически релевантных и относящихся к структурным единицам языка) категорий в область социальной и культурной антропологии, а также антропологической лингвистики. Необходимо отметить, что такого рода разграничение не лишено основания. Фактически речь идет о том, что тот или иной факт, языковой или социально-культурный, следует рассматривать сквозь призму данной языковой или социокультурной системы («эмический подход»), не проводя при этом ложных аналогий с внешне сходными явлениями другой системы (чисто «этический» подход). Иными словами, сходство физического субстрата еще не является достаточным основанием для приравнивания друг к другу разносистемных единиц как речевого, так и неречевого поведения.
Если говорить о языковых явлениях, то нельзя, например, ставить знак равенства между семиологически релевантным контрастом палатализованного и непалатализованного [
Значение работ К. Пайка заключается, пожалуй, не столько в том прямом влиянии, которое он оказал на последующие труды американских социолингвистов, сколько в том, что они знаменуют собой промежуточный этап в развитии американской лингвистики. Пайк стремился преодолеть ограниченность американского дескриптивизма, оставаясь верным всем его теоретическим и методологическим постулатам. Эти постулаты были подвергнуты решительному пересмотру в трудах американских социолингвистов, но было бы ошибочно считать, что оказавшие столь серьезное влияние на дескриптивистов бихевиористские идеи не получают никакого резонанса в современной американской социолингвистике. Эти идеи находят свое проявление как в определении самой сущности языка, так и в оценке характера связи между языком и обществом. Даже такой принципиальный противник основных принципов дескриптивизма, как У. Лабов, характеризует язык в одной из своих последних работ, как «форму социального поведения»[512]
. Одностороннее подчеркивание поведенческих аспектов вербальной и невербальной культуры характеризует работы многих американских социолингвистов. Отголоски бихевиористской традиции сказываются здесь в чрезмерном акцентировании жестко регламентируемых социальной ситуацией шаблонных и ритуальных форм общения, а порой – в попытках формализовать отношения между социальной структурой и языком в виде простой корреляции независимых и зависимых переменных без какого-либо анализа каузальных связей между ними. Кроме того, современные необихевиористские теории находят свое отражение в некоторых социолингвистических моделях коммуникативного поведения. Нельзя не отметить, что даже критикуя узкобихевиористские взгляды своих предшественников-дескриптивистов, американские социолингвисты во многом остаются верными лежащей в основе бихевиоризма позитивистской методологии.Наличие известных отголосков бихевиористской ориентации в работах американских социолингвистов дало основание Н. Хомскому полемизировать с теми учеными, которые считают учет социального контекста органическим элементом лингвистической теории. По свидетельству новозеландского социолингвиста Дж. Прайда[513]
, в одном из своих выступлений Хомский заявил, что изучение языка в контексте (в том числе и в контексте социальной ситуации) бесполезно, поскольку лишь в крайне редких и малоинтересных случаях ситуативный контекст определяет то, что говорится, пусть даже в вероятностных терминах. Возражая Хомскому, Дж. Прайд совершенно справедливо указывает на то, что изучая язык в его социальном контексте, социолингвистика вовсе не обязательно должна исходить из бихевиористской концепции.