Философские тексты обэриутов

КУХАРСКИЙ.

Хотел бы я потрогать небесное тело,
Которое за ночь как дева вспотело.
и эту необъяснимую фигуру ночи,
мне обозреть хотелось бы очень.
эту отживающую ночь
эту сдыхающую дочь[171]
материальную как небесный песок,
увядающую сейчас во вторник,
я поднял бы частицу этой ночи как лепесток,
но я чувствую то же самое.

СВИДЕРСКИЙ.

Кухарский может быть ты нанюхался эфиру?[172]

КУХАРСКИЙ.

Я камень трогаю. Но твердость камня
меня уже ни в чем не убеждает.
Пусть солнце на небе сияет будто пальма,
но больше свет меня не освещает.
Все все имеет цвет,
все все длину имеет,
имеет ширину, и глубину комет
все все теперь темнеет.
И все остается то же самое.

КОЛОКОЛОВ.

Что же мы тут сидим как дети,
не лучше ли нам сесть и что-нибудь спети,
допустим песню.

КУХАРСКИЙ.

Давайте споем поверхность песни.

ПЕСНЯ ПРО ТЕТРАДЬ

Море ты море ты родина волн,
волны это морские дети.
Море их мать
и сестра их тетрадь,
вот уж в течение многих столетий
и жили они хорошо.
И часто молились.
Море Богу,
И дети Богу.
А после на небо переселились,
оттуда брызгали дождем
и вырос на месте дождливом дом.
Жил дом хорошо.
учил он двери и окна <играть,>[173]
в берег, в бессмертие, в сон, и в тетрадь.
Однажды.

СВИДЕРСКИЙ.

Однажды я шел по дороге отравленный ядом,
и время со мною шагало рядом.
различные птенчики пели в кустах,
трава опускалась на разных местах.
могучее море как бранное поле[174], вдали
возвышалось.
мне разумеется плохо дышалось.
Я думал о том почему лишь глаголы
подвержены часу, минуте и году.
а дом лес и небо, как будто монголы,
от времени вдруг получили свободу.
я думал и понял. Мы все это знаем.
что действие стало бессонным китаем,
что умерли действия, лежат мертвецами,
и мы их теперь украшаем венками.
Подвижность их ложь, их плотность обман,
их[175] неживой поглощает туман.
Предметы как дети, что спят в колыбели.
Как звезды что на небе движутся еле.
Как сонные цветы, что беззвучно растут,
предметы как музыка, они стоят на месте.
Я остановился. Я подумал тут,
я не мог охватить умом нашествие всех новых бедствий.
И я увидел дом ныряющий как зима,[176]
и я увидел ласточку обозначающую сад,[177]
где тени деревьев как ветви шумят,
где ветви деревьев как тени ума.
Я услышал музыки однообразную походку,
Я пытался поймать словесную лодку.
Я испытывал слово на огне и на стуже,
но часы затягивались все туже и туже.
и царствовавший во мне яд,
властвовал как пустой сон.
однажды.