Читаем Философские трактаты полностью

21. (1) Итак, повторяю: лучше всего, чтобы мальчики с самого начала воспитывались в здоровых правилах. Однако задача эта оказывается трудна оттого, что приходится все время следить, как бы, с одной стороны, не вскормить в них гнев, а с другой — не притупить природную живость. (2) Дело это требует самого тщательного внимания; ибо и те свойства, которые следует взращивать, и те, которые надо подавлять, воспитываются сходными средствами, и это сходство легко может обмануть даже близкого наблюдателя. (3) Дух растет, когда ему дают волю; поникает, когда его принуждают к рабскому повиновению; он способен воспрянуть от похвалы, внушающей ему добрую самонадеянность, но та же похвала порождает заносчивое самомнение и гневливость. Поэтому нужно направлять мальчика между обеими крайностями, действуя то уздой, то шпорами. (4) Нельзя, чтобы ему пришлось терпеть унижения или рабство; пусть ему никогда не придется ни просить, ни умолять; то, что он когда-то был вынужден просить, не пойдет ему на пользу; пусть без просьб получает все в подарок — ради самого себя, или совершенных добрых поступков, или ради того добра, которого мы ждем от него в будущем. (5) В его состязаниях с ровесниками мы должны следить, чтобы он не уступал другим и чтобы не поддавался гневу. Надо постараться, чтобы он сблизился и подружился с теми, с кем обычно состязается; тогда в борьбе он привыкнет стремиться не сделать другому больно, а победить. Всякий раз, как он одержит победу или сделает что-нибудь, достойное похвалы, мы можем похвалить его и ободрить, но ни в коем случае нельзя допускать чрезмерной радости и гордости: ибо радость порождает восторг, а за восторгом следует заносчивость и чрезмерно высокая самооценка. (6) Мы будем давать ему передохнуть от напряжения, но не допустим, чтобы он распускался в праздном безделье, и станем держать его подальше от всякого соприкосновения с наслаждениями; ибо ничто не делает людей гневливыми в такой степени, как мягкое и ласковое воспитание. Вот почему чем снисходительнее родители к единственному чаду, чем больше ему позволяется с малолетства, тем сильнее бывает испорчена его душа.

Не сможет противостоять ударам тот, кому никогда ни в чем не было отказа, чьи слезы всегда спешила утереть заботливая мать, кто всегда мог потребовать наказать своего педагога. (7) Разве ты не видишь, что люди чем счастливее, тем гневливее? Это особенно заметно у богатых, знатных и чиновных: какой бы вздор не пришел им в голову, какого пустяка ни пожелала бы душа — все исполняется при попутном ветерке удачи. Счастье вскармливает гневливость. Толпа льстецов обступила твои высокомерные уши: «Подумать только, чтобы тебе так отвечал вот этот человечишко? Да ты опускаешься ниже своего достоинства, ты сам себя недооцениваешь!» — и прочее в том же роде, перед чем едва ли устоит и здравый ум, с самого начала правильно поставленный. (8) Вот почему детей нужно держать подальше от всякой лести; пусть слышат правду. Пусть они иногда испытывают страх, всегда — почтение, пусть встают при появлении старших. Надо, чтобы мальчик никогда ничего не мог добиться гневом; мы сами предложим ему, когда он будет спокоен, то, чего не давали, пока он требовал плачем. А что касается родительских богатств, то пусть он видит их, но не имеет права ими пользоваться. (9) Его нужно ругать за неправильные поступки. Важно также, чтобы учителя и педагоги у мальчиков были спокойные. Всякое нежное молодое существо прилепляется к тем, кто рядом, и вырастает, подражая им. Уже подросшие юноши воспроизводят нравы своих кормилиц и педагогов. (10) Когда один мальчик, воспитывавшийся у Платона, вернулся к родителям и увидел раскричавшегося в гневе отца, он сказал: «У Платона я никогда не видал ничего подобного». Я не сомневаюсь, что на отца он сделался бы похож гораздо скорее, чем на Платона.

(11) Прежде всего, пусть пища у детей будет простая и необильная, одежда — недорогая, и весь образ жизни — такой же, как у их сверстников. Если с самого начала ты заставишь его почувствовать себя равным многим, он впоследствии не станет гневаться, если его будут с кем-то сравнивать.

Перейти на страницу:

Все книги серии Античная библиотека

Похожие книги

Агнец Божий
Агнец Божий

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

Антанас Мацейна

Философия / Образование и наука
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука
Афоризмы житейской мудрости
Афоризмы житейской мудрости

Немецкий философ Артур Шопенгауэр – мизантроп, один из самых известных мыслителей иррационализма; денди, увлекался мистикой, идеями Востока, философией своего соотечественника и предшественника Иммануила Канта; восхищался древними стоиками и критиковал всех своих современников; называл существующий мир «наихудшим из возможных миров», за что получил прозвище «философа пессимизма».«Понятие житейской мудрости означает здесь искусство провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании. Возникает вопрос, соответствует ли человеческая жизнь понятию о таком существовании; моя философия, как известно, отвечает на этот вопрос отрицательно, следовательно, приводимые здесь рассуждения основаны до известной степени на компромиссе. Я могу припомнить только одно сочинение, написанное с подобной же целью, как предлагаемые афоризмы, а именно поучительную книгу Кардано «О пользе, какую можно извлечь из несчастий». Впрочем, мудрецы всех времен постоянно говорили одно и то же, а глупцы, всегда составлявшие большинство, постоянно одно и то же делали – как раз противоположное; так будет продолжаться и впредь…»(А. Шопенгауэр)

Артур Шопенгауэр

Философия
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука