Философские уроки счастья

Однажды он готовил речь, собираясь выступить перед императором. Нужно было подтвердить репутацию ритора и при этом понравиться вельможам. Искушенные придворные настойчиво советовали сдобрить речь лестью. Но такой вариант не годился для чувствительного и совестливого оратора, и потому предстоящее выступление крайне беспокоило Аврелия. В эти-то дни он и повстречал в переулке пьяного нищего и от души ему позавидовал: «Чего достиг он при помощи нескольких брошенных грошей, то есть радости временного счастья, к тому я только шёл утомительными обходами и кружными путями». Молодой человек был убежден, что истина дороже всех земных сокровищ, а от него ждали лести…

Помог случай. Пребывая в благочестивом настроении после очередной душеспасительной беседы, он вдруг услышал из соседнего дома детский голос, повторявший нараспев: «Возьми, читай!» Августин истолковал эти слова как повеление самого Бога. Он взял Новый завет, открыл наугад и прочитал: «Не в пирах и пьянстве, не в спальнях и не в распутстве, не в ссорах и зависти: облекитесь в Господа Иисуса Христа и попечение плоти не превращайте в похоти». Эти слова апостола Павла перевернули его жизнь. На пасху 387 года Августин принял крещение от руки Амвросия.

Вскоре он вернулся домой, продал родительское имение, а деньги раздал бедным. Себе оставил только маленький домик, где жил с друзьями монашеской жизнью. Молва о его благочестии ширится и через несколько лет его посвящают в пресвитеры. В 41 год он уже епископ североафриканского Гиппона.

Такова внешняя сторона жизни Аврелия. Жизнелюб превратился в аскета, страстного проповедника христианства, которое ненавидело земную жизнь. Чтобы понять, почему это случилось, напомним тогдашнюю обстановку в империи.

Крушение богов

Великая империя рушилась, и теперь уже никакие гуси не могли спасти Рим. Жизнь обывателя, полная опасностей и лишений, обесценивалась, и от непрочного материального мира взоры обратились к духовному, потустороннему.

Античное просвещение померкло во тьме наступающего средневековья. Прежний идеал мудреца уступил место аскету. Теперь философы ищут не просто истину, а лишь спасительную, ту, что в Писании. Но вместо того, чтобы думать о спасении цивилизации, мыслители рассуждают о первородном грехе и достоинствах девственности. Ясно, что с таким теоретическим багажом христиан ещё не скоро ждал свет в конце мрачного туннеля.

В 401 году вестготы захватили Рим. Тысячелетний город пал. На берегах Северной Африки, в том числе и Гиппоне, появились беженцы. В империи громили языческие храмы, низвергали прежних богов. Напрашивалось подозрение: не в христианах ли причина всех бед? Ведь это они толковали о ненависти к империи, о любви к врагам и всепрощенчестве. Ответить на это Августин решил капитальным трудом «О граде Божьем», где дал христианскую схему истории.

Он задает вечный вопрос: в чём наивысшее благо, что делает человека блаженным? Уже в те времена существовало около трехсот учений о том, как стать счастливым среди «несчастий сего мира». Однако добродетели древних философов — умеренность, благоразумие, справедливость — непрочны, так как лишены надежды. Горе лишает удовольствия и покоя, болезнь уничтожает красоту и силу, годы отнимают разум. Христиане же блаженны среди мирских невзгод в надежде… на будущее блаженство.

Августин красноречиво описывает земные страдания: «Кто не пришел бы в ужас и не предпочел бы смерть, если бы ему было предложено на выбор или умереть, или ещё раз пережить детство?» Неприятности преследуют человека всю жизнь, о чём писал некий римский пессимист:

Взял я жену — сколько было мне от этого горя?
Родились сыновья — и пошла мне новая забота!

В общем, на земле ничего хорошего ждать не приходится. Другое дело — царство Божие, где у человека тело лишь духовное. Это — идеал Августина. Для него высшее благо заключено в вечной жизни, высшее зло — в вечной смерти. Благодать дается человеку независимо от заслуг и в справедливость этого выбора можно только верить: «Будем же верить, если не можем уразуметь».

Излишняя любовь к жизни, по Августину, есть зло, которое оскорбляет Бога. Он осуждает больных, которые, чтобы ненадолго продлить жизнь, обращаются к врачам. Что можно ожидать от земного царства греха, построенного на братоубийстве (согласно легенде — Ромул, основатель Рима, убил своего брата)? И вовсе не христиане повинны в падении Рима, а это закономерный итог его дьявольской истории. Поэтому империя рушится, а церковь крепнет. И в потустороннем мире варвары всё равно будут наказаны. Но почему же не в этом, земном? Если бы всякий грех карался на земле, то зачем тогда последний суд… Зато, несмотря на мирские невзгоды, именно христианам дана духовная опора — надежда на вечные радости града Божьего.