Философские уроки счастья

Августин, который по-прежнему оставался для католиков большим авторитетом, опирался на платоновские традиции и был противником естественных наук. «Люди восхищаются горами, огромными морскими волнами, широкими водопадами рек, просторами океана и звёздными путями, а о самих себе забывают», — говорит философ. Для счастья не нужно знать ни строения вселенной, ни даже законов природы. «Хочу понять Бога и душу. И ничего более? Совершенно ничего», — в этом весь Августин.

Однако времена менялись, оживилась торговля, на смену феодалам готовилась прийти буржуазия, полная сил и честолюбивых планов. Без науки, полагаясь лишь на созерцание божьей мудрости, предприимчивым людям надеяться было не на что. Значит, требовалась и новая философия. То, чему учил когда-то Аристотель, оказалось очень созвучно новым настроениям. Его сторонники доказывают, что высшая ступень познания — философия, которая пользуется логическими средствами и полагается на разум. Низшая — это теология, которая лишь комментирует догматы веры и откровения. Аристотель становился еретиком.

Фома ещё не родился, когда французские епископы наложили запрет на изучение трудов языческого философа. Его нельзя было ни читать, ни обсуждать. Через несколько лет Аристотеля запретили изучать в Парижском университете. Но, как известно, административные запреты на мысль не дают желаемых результатов, и если нельзя остановить марширующий оркестр, остается его возглавить. Учение Аристотеля было решено очистить от материализма и с помощью его же логики доказать, что наука и вера ничуть не противоречат друг другу. Григорий IX создал для этой цели специальную папскую комиссию, которая работала семь лет, но так ничем и не порадовала папу. Тогда взоры обратились к интеллектуалам из доминиканского ордена.

В итоге Аристотеля приспособили-таки к нуждам церковной доктрины. Его объявили не еретиком, а мыслителем, учение которого не только не противоречит теологии, но и составляет её основу. Если Аристотель считал наивысшим благом счастье человека, то после обработки получилось, что под счастьем надо понимать посмертное спасение. Ведь если что-то очень надо доказать, то рано или поздно это удаётся. Фоме пришлось потратить большую часть своей жизни, зато он сумел убедить коллег, что систему Аристотеля следует предпочесть платоновской в качестве основы христианской философии.

Как некогда Аристотель, Фома приземлил чересчур воспарившую над миром философию. Заодно он примирил Аристотеля с Христом, а веру с разумом. Ничто, обнаруженное в природе, не может противоречить вере, которая истинна. Ничто, основанное на вере, не может противоречить науке. Иначе говоря, он не допускал никаких аномальных явлений и никаких неожиданных мыслей. Философ подвел фундамент и под естественные науки, так как полагал, что человека надо изучать целиком — тело и душу. Ведь труп — не человек, но и привидение — тоже не человек. Против таких аргументов и у самого папы не нашлось возражений.

Бог всегда прав

Главное произведение Фомы — «Сумма теологии». Это своего рода энциклопедия, где он дал ответы едва ли не на все религиозные и научные вопросы. Подлинная мудрость заключается для него в стремлении познать Бога, а знание — лишь служанка теологии. Так, философия, опираясь на физику, должна доказывать существование Бога, палеонтология нужна для подтверждения Книги Бытия, история должна показывать божественное руководство человеческими судьбами. «Размышляю о теле, чтобы размышлять о душе, а о ней размышляю, чтобы размышлять над отдельной субстанцией, над ней же размышляю, чтобы думать о Боге», — подытоживает философ. Он признает два источника познания — откровение и разум. Откровению следует верить, даже не понимая. Разум — низший источник познания, с его помощью можно доказать лишь некоторые части вероучения, но отнюдь не все. То, что можно доказать, можно постичь и с помощью веры. Но если доказательства нужны ученым, то остальным нужна вера.

Истина, полученная разными путями, не противоречит одна другой, однако откровение превосходит любые разумные доказательства, потому что «божественная истина есть мера всякой истины». Значит, наука нужна в той мере, в какой она соответствует книгам откровений, всё остальное — лженаука. Так философия, срастаясь с богословием, превращалась в схоластику, основанную на христианских догмах. Для нее характерно безразличие к фактам, вера в силу аргумента там, где последнее слово за практикой.

Схоластическое мышление оказалось очень живучим и универсальным. Замените одни догмы на другие — и с прежним успехом сможете опровергать всё, что угодно, объявляя «лженаучным». Это с успехом доказали не только церковники, но и атеисты.