Читаем Философский комментарий. Статьи, рецензии, публицистика 1997 - 2015 полностью

Еще одним центром притяжения в интеллектуальной культуре второй половины XIX в. была для ОПОЯЗа философия Ницше, в которой Хайдеггер в цитированных выше ле-к-циях 1940 г. видел главный довод в пользу своего соображения о том, что ни-ги-лизм всегда подразумевает движение мысли навстречу бытию (и игнорировал тем са-мым « деонтологизирующую » негативность). Воздействие текстов Ницше («Веселая на-ук a », «О поль-зе и вреде истории для жизни»), соответственно, на теорию пародии у фор-малистов и на их предста-в-ления о литературной эволюции уже исследовал Драган Ку-юнджич . Наряду с мет-кими сопоставительными наблюдениями его монография со-дер-жит и ряд непро-сти-те-ль-ных натяжек. Так, он возводит к Ницше mot Шкловского о на-следовании, идущем не от от-ца к сыну, а от дяди к племяннику.[24] Н икаких подобных это-му высказываний у Ниц-ше нет. Шкловский имел в виду, конечно же, русскую лите-ра-тур-ную реальность — двух фривольных поэтов: дядю Василия Львовича Пушкина и его племянника Алек-сан-д-ра Сергеевича. Сравнительный анализ, начатый Куюнджичем , мо-жет быть продолжен. К примеру, мнение Ницше об эпигональности всякого искусст-ва, о его опознаваемости пу-бликой — тем большей, чем «изношеннее» его наряды («Человеческое, слишком человеческое», ╖ 148, 179), вероятно, дало импульс Эйхенбауму для написания книги (1923—1924) о ци-татности в поэзии Лермонтова. Во «Введении» к этой работе Эйхенбаум преподнес ли-тературу не как inventio , a скорее как ars combinatoria : «Создание новых художественных форм есть не изобретение, а открытие, потому что формы эти скрыто суще-ст-ву-ют в формах предшествующих периодов».[25]

Отвлекаясь и от неточностей, допущенных Куюнджичем , и от дополнений к про-ве-ден-ным им параллелям, стоит обратить внимание на одну крайне существенную раз-ни-цу в нигилистических системах Ницше и формали-стов. Ниспровергая христианст-во (как религию слабых, выросшую из зависти и мести), Ницше рассчитывал заместить его негативным эквивалентом, верой в «сверхчеловека». Себя Ницше толковал как мы-слителя аффирмативной складки (« Ecce homo »), проецируя собственный нигилизм на своих противников — христиан. Трансгуманность , вытекающая у Ницше из преодоле-ния христианской истории, была чужда ученым, сгруппировавшимся в ОПОЯЗе . Их ин-тенция заключалась в дегуманизации социокультурного творчества.[26] Cловно бы впрямую возражая на «волю к власти», выставленную на передний план поздним Ниц-ше, Шкловский декларировал: «…искусство не создается единой волей <…> человек-тво-рец — только геометрическое место пересечения линий, сил, рождающихся вне его».[27] О д-ним из многих следствий обесчеловечивания художественной культуры была те-матизи-ро-ванная Тыняновым в « Кюхле », «Смерти Вазир-Мухтара » и «Восковой пер-со-не» ги-бель автора/авторитета. Ницше стирал контрадикторным отрицанием главные ди-хотомии, на которых держится социокультура , аннулировал как Бога, так и человека, как добро, так и зло. Отсюда он делал вывод о возможном возникновении абсолютно Д ру-гого, нежели всё бывшее, — чистой власти, которая оказывалась не чем иным, как го-с-подством омнинегации . Формалисты же затушевывали Д ругое истории ли-тературы и искусства, с которой они работали и которую они автономизировали в итоге строго дизъюн-к-тив-ного освещения изучаемого предметa . Прежде всего синхронное, касаю-ще-еся социального, религиозного и прочих внехудожественных «рядов», это затуше-вы-ва-ние давало у формалистов и диахрониче-ский эффект. Эсхатологизм Ницше н e был им при-сущ. Их модель истории перспективировалась в неотчетливую длительность; «пе-ре-о-ценка всех ценностей» была здесь имманентна времени, а не финализовала его. Ес-ли Д ругое в его абстрактности (как Бог здесь, сейчас и всегда, как «сверхчеловек» там и по-том) исчезает, то нель-зя определить общечеловеческое — форма-ли-сты не зна-ли ме-тa-по-зиции , заняв кото-рую, они могли бы мыслить антропологически , измерять людскую дей-ствительность в единоцелостности , синтетически. В ранних теориях ОПО-ЯЗа не-га-тивный антрополо-гизм Ницше[28]сме-няется отрешенностью от свойственного че-ловеку как таковому созидательного порыв a и кон-цеп-ту-ализа-ци-ей его конечных ре-зу-льтатов в ви-де инженерно-производственных достижений. До постановки Шклов-с-ким, Эйхен-ба-у-мом и Тыняновым в 1926—1927 гг. во-про-са о «ли-те-ратурном быте» опо-я-зов-цы пред-по-чи-тали заниматься эво-лю-цией художест-вен-ных форм, запрещая себе ис-сле-дование их ге-незиса, иначе говоря, воздерживаясь от углуб-ле-ния в то, что подвигает че-ловека на ар-тистизм. Между тем Ниц-ше с самого пер-вого сво-его нашумевшего сочи-не-ния о клас-си-ческой трагедии был ув-ле-чен происхож-де-нием об-суждавшихся им явлений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Как разграбили СССР. Пир мародеров
Как разграбили СССР. Пир мародеров

НОВАЯ книга от автора бестселлера «1991: измена Родине». Продолжение расследования величайшего преступления XX века — убийства СССР. Вся правда о разграблении Сверхдержавы, пире мародеров и диктатуре иуд. Исповедь главных действующих лиц «Великой Геополитической Катастрофы» — руководителей Верховного Совета и правительства, КГБ, МВД и Генпрокуратуры, генералов и академиков, олигархов, медиамагнатов и народных артистов, — которые не просто каются, сокрушаются или злорадствуют, но и отвечают на самые острые вопросы новейшей истории.Сколько стоил американцам Гайдар, зачем силовики готовили Басаева, куда дел деньги Мавроди? Кто в Кремле предавал наши войска во время Чеченской войны и почему в Администрации президента процветал гомосексуализм? Что за кукловоды скрывались за кулисами ельцинского режима, дергая за тайные нити, кто был главным заказчиком «шоковой терапии» и демографической войны против нашего народа? И существовал ли, как утверждает руководитель нелегальной разведки КГБ СССР, интервью которого открывает эту книгу, сверхсекретный договор Кремля с Вашингтоном, обрекавший Россию на растерзание, разграбление и верную гибель?

Лев Сирин

Публицистика / Документальное