Чайный салон мне сразу же не понравился. Это была первая встреча с эмиграцией. Меня начали спрашивать разные глупости:
– А правда, что у вас там все пья-а-аные?
Что на это можно было сказать? Я пыталась что-то объяснить, но очень быстро поняла, что у этих людей абсолютно примитивное отношение к революции и к тому, что делалось в России. Единственный человек, который прислушался ко мне в тот вечер и на следующий день пригласил меня в музей, был евразиец Петр Арапов, в прошлом блестящий кавалергард. Евразийцы многое понимали из того, что происходило в России. Они были обращены лицом к тому, что есть.
На следующий день Петр Арапов пришел к нам в гости вместе с Николаем Арсеньевым, впоследствии известным писателем, историком, богословом. Он был давно знаком с моей матерью по Религиозно-Философскому Обществу, а мы привезли с собой книгу Флоренского «Столп и утверждение истины». И когда они узнали об этом, то попросили разрешения переписать эту книгу от руки!
На другой день после приезда Бердяев сказал моей матери:
– Мои дамы бросились в бе-э-э-здну.
То есть поехали искать квартиру. И моя мать тоже поехала. Думали, что за городом будет подешевле, там и наняли. Мой брат, не успевший закончить в Москве Алферовскую гимназию, поступил в Берлине в русскую гимназию, где проучился два года. А я, конечно, много плакала, много читала и училась танцевать модные танцы.
Так начиналась наша берлинская жизнь.
Образовались религиозно-философские молодежные кружки, под руководством «высланных» профессоров, куда вошло и немало эмигрантов. Были кружки: Бердяевский, Карсавинский, Франковский. Таким образом, православная молодежь из высланных и давно уже из России уехавших – соединилась в общей вере и желании глубже о ней узнавать.
В той группе людей, что была выслана из Советской России, были не только профессора и общественные деятели, но и инженеры, люди самых разных профессий и убеждений. Судьбы их сложились по-разному: кто-то сразу уехал из Берлина, кто-то остался. Тогда же в Берлине появилась ИМКА, которая финансировала устроение научного института, где читали Н. А. Бердяев, И. А. Ильин, Кизеветтер. Институт просуществовал недолго. Скоро началась инфляция, и большинство уехало в Париж. А например, Лосский, Кизеветтер, Новиков уехали в Прагу.
Покидая Россию
Протокол допроса Н. А. Бердяева
Отдел секретный 18 августа 1922 г.
…Я, нижеподписавшийся], допрошен в качестве [обвиняемого], показываю:
1. Фамилия – Бердяев.
2. Имя, отчество – Николай Александрович.
3. Возраст – 48.
4. Происхождение – бывший дворянин г. Киева.
5. Местожительство – г. Москва. Бол. Власьевский, д.14, кв. З.
6. Род занятий – писатель и ученый.
7. Семейное положение – женат.
8. Имущественное положение – собственности не имею.
9. Партийность – беспартийный.
10. Политические убеждения – являюсь сторонником христианской общественности, основанной на христианской свободе и христианском равенстве, которые не осуществлены ни одной партией, т. е. … не согласен ни с буржуазным обществом, ни с коммунизмом.
11. Образование общее – университетское, высшее, специальное – философия.
12. Чем занимался и где служил: а) до войны 1914 г. – нигде не служил и жил литературным трудом; б) до февральской революции 1917 г. – тоже нигде не служил и занимался литературно-научной деятельностью; в) до Октябрьской революции 1917 г. – тоже нигде не служил; г) с Октябрьской революции до ареста – служил в Главном Архивном управлении, в 1920 г. был избран преподавателем Московского государственного университета, читал лекции в Государственном Институте Слова, состою действительным членом Российской Академии Художественных наук.
13. Сведения о прежней судимости – в 1915 г. привлекался по литературно-политическому делу за статью против Синода, обвинялся по [статье о] богохульстве. В 1920 г. был привлечен к следствию ВЧК, но от суда отстранен. Добавляю: с 1900 по 1903 гг. был в ссылке в Вологде по политическому делу.
Показания по существу дела
Вопрос. Скажите, гр-н Бердяев, ваши взгляды на структуру Советской власти и на систему пролетарского государства.
Ответ. По убеждениям своим не могу стоять на классовой точке зрения и одинаково считаю узкой, ограниченной и своекорыстной и идеологию дворянства, и идеологию крестьянства, и идеологию пролетариата, и идеологию буржуазии. Стою на точке зрения человека и человечества, до которых должны подняться всякие классовые ограничения и партии. Своей собственной идеологией я считаю аристократическую, не в сословном смысле, а в смысле господства лучших, наиболее умных, талантливых, образованных, благородных. Демократию считаю ошибкой, потому что она стоит на точке зрения господства большинства… Впрочем, воззрение общества и знание природы может быть основано на духовном возрождении человечества и народа. Не верю в желание властей и материальные пути возрождения. Думаю, что в России нет пролетарского государства, потому что большинство русского народа крестьяне.