Философский словарь

Выражение тождества, как числового («мы живем на одной и той же улице»), так и специфического («мы носим одни и те же галстуки»). Традиционно противопоставляется иному, в частности после Платона (см., например, «Софист», 254–258 и «Тимей», 34–36). Всякое существо является таким же по отношению к самому себе (принцип тождества) и иным по отношению к другим существам (принцип неразличимости). Это не мешает ему стать иным по отношению к себе (непостоянство). Следовательно, понятие «тот же» во времени существует лишь как абстракция. Да здравствует Гераклит!

Точность (Exactitude)

Одна из самых скромных истин, вся целиком способная уместиться в тщательности измерений, описаний, констатации фактов, без претензии на постижение бытия или абсолюта; та поверхность, с которой, наверное, только и можно пытаться проникнуть в глубь.

Точность, конечно, зависит от избранной шкалы оценки. Ошибка на один микрон в биологии или физике частиц часто означает большую неточность, чем ошибка на многие километры в астрономии. Точность может быть лишь относительной и является минимальной ошибкой.

Трагичность (Tragique)

Не несчастье и не драма. Не катастрофа – вернее, человеческая катастрофа, катастрофа быть собой и сознавать свою смертность. Трагичность – это все то, что сопротивляется примиренчеству, сентиментальности, блаженному придурковатому оптимизму. Это неразрешимое противоречие, но не логической, а экзистенциальной природы (например, противоречие между нашей конечностью и нашим стремлением к бесконечности). Это, если угодно, вид диалектики, но без синтеза и перехода на более высокую ступень, то есть вид безжалостной диалектики. В общем, развод без надежды на примирение, конфликт без надежды на разрешение, во всяком случае, приемлемое для обеих сторон разрешение, притом что каждая из сторон по-своему права, что ничуть не смягчает их противоборства. Примерами конфликтов такого рода могут служить конфликт между законами государства и законами совести (Антигона), между судьбой и волей (Эдип), между богами и людьми (Прометей), между страстью и долгом (персонажи Корнеля), между двумя страстями (персонажи Расина) и т. д. Разумеется, литературные примеры мы привлекаем здесь исключительно для наглядности. Трагедия как литературный жанр подпитывается трагичностью, но трагичность отнюдь не сводится к трагедии. Трагичность – одно из измерений человеческого состояния и всей человеческой истории; это наша неспособность отыскать, хотя бы мысленно, полностью удовлетворяющее нас решение проблемы собственного существования, хотя бы для себя лично. Вот почему смерть трагична. Вот почему и жизнь трагична. И жизнь, и смерть вынуждают нас столкнуться лицом к лицу с невозможным, с абсурдным, с неприемлемым, с безутешным. Всякая жизнь есть история поражения, сказал Сартр. Всякая смерть, добавим мы, есть история еще одного поражения. Жизнь – бой, но без надежды на победу и без отдыха на перемирие.

То же самое справедливо и в отношении целых народов. «Трагично, – заявил один политик, – когда все правы. Ситуация на Ближнем Востоке трагична». Палестинцы правы в том, что хотят жить на своей земле, хотят независимости, суверенитета и своего государства. Израильтяне правы в том, что хотят безопасности. Но как соединить эти две «правоты», как хотя бы совместить их без ущерба, хотя бы частичного, для одной из сторон? Здесь нужен компромисс, иными словами, нужно решение, которое не удовлетворит в полной мере ни одну из сторон, которое не будет справедливым, но все-таки будет лучше войны и терроризма. Подобный компромисс станет выходом из трагедии, но не из трагичности. С войной покончить можно, с конфликтом – нет. Ненависть можно преодолеть, но горечь останется. Трагичность – это вкус реальной действительности именно потому, что реальная действительность нам не подвластна и никогда не бывает нам по вкусу.

Нетрудно заметить, что нацистская катастрофа в этом смысле не была трагичной. Она могла показаться трагичной лишь сторонникам нацизма, верившим в его законность, либо тем, кто отвергал в качестве единственно возможного – по меньшей мере теоретически, на правовом уровне возможного – решения проблемы нацизма его скорейшее поражение. Однако одной силы человеческого разума и одних правовых институтов для решения этой проблемы было явно недостаточно. Это же доказывает и вся неизменно трагичная история человечества: чтобы победить, одного разума мало, право без силы не значит ничего, а бороться со злом чаще всего можно только с помощью другого зла (насилия, войны, подавления). И пусть оно будет меньшим из двух зол, полностью удовлетворить такое решение нас не может. Гитлер – отнюдь не трагичный персонаж. Ничего трагичного нет и в тех оппонентах Гитлера, кто противостоял ему из добрых побуждений. А вот Черчилль, как и Кавальес, – фигура трагичная. Трагичность – это не конфликт добра и зла; это конфликт между двумя видами добра или двумя видами зла.