Именно поэтому и вопреки расхожему мнению этика Спинозы отнюдь не сводима к этологии. Прежде чем судить, следует познать и понять, – это очевидно. Но познание и ценность не сводимы одно к другому, и в этом – одно из основных положений учения Спинозы (всякая истина объективна, ей безразличны наши желания; всякая ценность субъективна и существует лишь в той мере, в какой мы желаем, чтобы она существовала). Но поскольку мы являемся главным образом существами желающими, а не субъектами чистого познания, постольку мы не можем и не должны отказываться от оценок, потому что это означало бы принять себя за Бога и предаться иллюзиям, либо отречься от человеческого в себе и ввергнуться в несчастье и варварство. Вместе с тем в «Этике» содержится и этологический момент, или этологическая точка зрения, выраженная достаточно ясно: «Я буду рассматривать человеческие действия и влечения точно так же, – пишет Спиноза в начале части III, – как если бы вопрос шел о линиях, поверхностях и телах». Однако в частях IV и V ясно показано, что этого недостаточно и что мы также испытываем потребность «образовать идею человека, которая служила бы для нас образцом человеческой природы», с помощью которой мы могли бы судить о людях и их «больших или меньших совершенствах», их более или менее дурных и добрых поступках (часть IV, Предисловие). Этология необходима, но не достаточна. Цель ведь не только в том, чтобы познать человека, но и в том, чтобы понять, что подобное познание несовершенно, иными словами, максимально приблизить нас к духовной свободе и «блаженству души» (часть V, Предисловие). Свой вклад в достижение этой цели может и должна внести этология, если будет служить достижению норматива (который Спиноза называет «истинным добром»), фактическое содержание которого она способна познать, но не способна обосновать в качестве ценности. Мудрость – не абсолют и не наука; мудрость является ценностью лишь для того, кто желает ее и стремится к ней, не жалея усилий (часть III, теорема 9, схолия). Чтобы вести себя мудро на своем месте, не стоит рассчитывать на истину.
Ю
Юмор (Humour)
Форма комического. Особенность юмора в том, что он заставляет нас смеяться над тем, что вовсе не смешно. Например, приводимый Фрейдом рассказ о приговоренном к смерти, которого в понедельник везут на эшафот. «Неплохое начало недели!» – ворчит он. Или такая шутка Вуди Аллена: «Не только Бога нет! Вы попробуйте в воскресенье найти сантехника!» Или такие слова Пьера Деспонжа, публично объявившего о своей болезни: «У кого рак больше моего, тот умрет еще раньше!» Подобный юмор предполагает работу, выдумку, отделку. Смешна здесь не реальная действительность, а то, что о ней говорят. Не смысл высказывания, а его интерпретация – или отсутствие смысла. Удовольствие от юмора возникает не потому, что он сообщает нам что-то приятное, а потому что позволяет нам убедиться: ничего, что нас удовлетворило бы, он предложить не в состоянии. Это своего рода траур по смыслу: мы пытаемся его отыскать, убеждаемся, что его нет или он разрушен, и смеемся над собственной несостоятельностью. И все-таки юмор позволяет нам ощутить триумф духа.
Юмор отличается от иронии рефлексивностью и универсальностью. Иронический человек смеется над другими. Юморист – над собой или всем на свете. Он сам включается в смех, который вызывает у окружающих. Вот почему нам так нравится юмор – он позволяет держать на дистанции
В юморе содержится элемент трагического, но это то трагическое, которое не желает принимать себя всерьез. Юмор воздействует на надежду, обозначая ее предел; на разочарование, высмеивая его; на страх, помогая его преодолеть. «Я не то чтобы боюсь смерти, – говорит все тот же Вуди Аллен, – просто я предпочитаю оказаться где-нибудь в другом месте, когда она придет». Не слишком надежная защита? Наверное. Но она и не претендует ни на что большее и напоминает, что против смерти надежной защиты вообще нет. Если бы верующие обладали чувством юмора, что осталось бы от религии?
Я
Я (Moi)
Субъект, рассматриваемый как объект, общее наименование «эго». Тем самым Я одновременно есть объект (или процесс), принимающий себя за субъекта. Я – не субстанция и не бытие; оно не находится «ни в теле, ни в душе» (Паскаль, «Мысли», 688–323); оно есть всего лишь совокупность приписываемых ему качеств или иллюзий, питаемых человеком относительно самого себя.
В словаре психоаналитиков местоимение Я, выступающее в форме существительного, обозначает один из трех структурных компонентов второй топики Фрейда. Это сознательный (хотя и не полностью) полюс психического аппарата, отстаивающий свои права в колебаниях между порывами «Оно», требованиями «сверх-Я» и принуждениями реальной действительности. Это элемент равновесия, однако лишенный стабильности, нечто вроде коромысла весов или вечного «дурака», на которого сыплются все шишки.
Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов , Абдусалам Гусейнов , Бенедикт Барух Спиноза , Бенедикт Спиноза , Константин Станиславский , Рубен Грантович Апресян
Философия / Прочее / Учебники и пособия / Учебники / Прочая документальная литература / Зарубежная классика / Образование и наука / Словари и Энциклопедии