Философский словарь

Не различал надежду и упование также и Спиноза. Что такое надежда? «Непостоянное удовольствие, – говорит он, – возникающее из идеи будущей или прошедшей вещи, в исходе которой мы до некоторой степени сомневаемся». Вот почему, согласно знаменитому определению, данному в «Этике» (часть III, теорема 50, схолия, и определение аффектов 13, объяснение), нет упования без страха и страха без упования. Сомнение, обязательно присутствующее в том и другом, приводит к тому, что эта пара может существовать только в виде неразрывного единства. Уповать на что-нибудь значит бояться разочарования; бояться значит надеяться, что все обойдется. Безмятежность, исключающая страх, тем самым исключает и всякие упования. Я называю это состояние «веселым отчаянием», а Спиноза, который был мудрее меня, называл его мудростью или блаженством. Но еще до Спинозы эту тему разрабатывали стоики: «Ты перестанешь бояться, – учил Гекатон (233), – когда перестанешь надеяться». До стоиков к ней обращались киники: «Лишь тот свободен, – говорит Демонакт (234), – кто не имеет ни надежды, ни страха». Мудрец ни на что не надеется – он перестал бояться. И ничего не боится – он перестал надеяться на что бы то ни было. Значит ли это, что он утратил желания? Отнюдь нет. Напротив, он желает, но его желания направлены лишь на то, что имеется (а это уже не надежда, а любовь), или на то, чего он может добиться (и это не надежда, а воля).

Мне возразят, что для нас подобная мудрость недостижима. Мы все и всегда на что-то уповаем, потому что наша слабость никуда не девалась, потому что наше невежество при нас и наши беспокойства не отпускают нас ни на миг. Не спорю. И не устаю повторять, что, пока мы живы, нельзя отказываться от надежды, ибо это значило бы превращать мудрость в очередное упование, пустое и тщетное. Гораздо лучше, если мы будем стараться наращивать, насколько это от нас зависит, свою долю силы, свободы и радости, т. е. учиться познанию, деятельному труду и любви. Ведь мудрость это не идеал, а процесс. «Чем более мы будем стремиться жить по руководству разума, – писал Спиноза, – тем более будем стремиться возможно менее зависеть от надежды сделать себя свободными от страха, по мере возможности управлять своей судьбой и направлять наши действия по определенному совету разума»(«Этика», часть IV, теорема 47, схолия).

Упоение (Délectation)

Чувство более сильное, чем наслаждение или радость, ибо подразумевает и то и другое. Упиваться чем-либо значит наслаждаться с радостью, радоваться своему наслаждению. Только лучшие минуты нашей жизни достойны именоваться упоительными. Пуссен полагал, что именно упоение – цель подлинного искусства. Наверное, это не единственная его цель, но в любом случае – наиболее упоительная.

Упрек (Remontrance)

Указание кому-либо на причиненное им зло. Упреки редко приносят пользу в отношениях с детьми – если только не высказываются тактично, а также с сильными мира сего – если не выходят за рамки демагогии.

Уродство (Laideur)

Не отсутствие красоты, а ее противоположность; не то, что не нравится, а то, что вызывает отвращение; не то, что не привлекает, а то, что отталкивает. «Красота, – пишет Спиноза, – есть не столько качество того объекта, который нами рассматривается, сколько эффект, имеющий место в том, ктó рассматривает». Если бы у нас был другой мозг и другое зрение, «то, чтó теперь кажется красивым, показалось бы безобразным», а те, что кажутся уродливыми, предстали бы прекрасными. Точно так же «красивейшея рука, рассматриваемая в микроскоп, показалась бы ужасной» (Письмо 54 к Гуго Бокселю). Итак, всякое уродство относительно – как и всякая красота. Не существует уродства в себе или объективного уродства. Быть уродливым, писал я как-то, это значит вызывать неприязнь, но вызывать неприязнь можно только у какого-либо субъекта. Что не делает уродство меньшей несправедливостью, вернее, это делает его несправедливость особенно жестокой. Судя по всему, уродство отталкивает, во всяком случае временно, не только любовь, но даже простую симпатию – ведь уродство и есть отталкивание, которое оно в нас вызывает и по которому мы его узнаем. Искусство способно играть с уродством, доводя его до степени красоты («черные» картины Гойи, «Образина» Шардена, портреты Бэкона). Но в жизни? Подобный подход тоже требует искусства и даже своего рода таланта – в том числе у зрителя.

Усилие (Effort)