Философы от мира сего. Великие экономические мыслители: их жизнь, эпоха и идеи

Кейнс сделался знаменитостью, но вопрос о его дальнейшей деятельности оставался открытым. Он выбрал бизнес, причем бизнес самый рискованный, и, использовав капитал в несколько тысяч фунтов, принялся спекулировать на международных рынках. Потеряв почти все, он остался на плаву благодаря займу от банкира, не знакомого ему лично, но бывшего высокого мнения о его работе в военный период, пришел в себя, а затем сколотил огромное по тем временам состояние в 2 миллиона долларов. Все это делалось без видимых усилий. Кейнс презирал инсайдерскую информацию, а однажды даже заметил, что игрокам на Уолл-стрит были бы обеспечены невероятные барыши — достаточно лишь перестать обращать внимание на "секретную" информацию. Он сам был себе оракулом, а точнее, свою роль тут играли пристальнейшее изучение балансов фирм, поистине энциклопедическое знание финансов, интуитивные мнения относительно главных персонажей, не говоря о несомненных способностях к торговле. С утра, еще лежа в кровати, он изучал донесения своей финансовой разведки, принимал решения, делал необходимые звонки — и все: его день освобождался для более важных вещей, таких как экономическая теория. Они с Давидом Рикардо наверняка стали бы хорошими друзьями[243].

Кстати, деньги Кейнс зарабатывал не только для себя. Став казначеем Королевского колледжа, он превратил изначальную сумму в 30 тысяч фунтов в куда более соблазнительные 380 тысяч. Он также управлял финансами инвестиционной компании и компании, занимавшейся страхованием жизни.

Одновременно с этим — Кейнс редко когда занимался только одним делом — он писал для "Манчестер Гардиан", регулярно преподавал в Кембридже, причем в его исполнении сухая теория становилась приправленной детальными рассказами о традициях и персонажах, населявших международные рынки, приобретал все новые картины и книги. Кроме этого, после бурных романов с Литтоном Стрейчи, Дунканом Грантом и множеством других мужчин, Кейнс женился на Лидии Лопуховой. Вчерашней балерине пришлось осваивать совершенно новую для нее роль супруги кембриджского профессора, и она с этой задачей — к удивлению (и облегчению) друзей Кейнса — справилась блестяще. Конечно, ей пришлось оставить свою карьеру, но один из навещавших Кейнсов знакомых позднее свидетельствовал о доносившихся с верхнего этажа хлопках: время от времени Лидия занималась любимым искусством.

Она была удивительно красива, он же был идеальным обожателем — не то чтобы статным, но высоким и исполненным чувства собственного достоинства. Крупное до неуклюжести тело казалось вполне подходящим постаментом для напоминавшего чуть вытянутый треугольник любопытного лица. Под прямым носом еще со времен Итона сохранились аккуратно подстриженные усы, а пухлые, очень подвижные губы были тем более заметны на фоне ничем не примечательного подбородка. Но важнее всего были глаза: спрятанные под изогнутыми бровями, они могли быть серьезными, пронизывающими, игривыми или, как выразился один журналист, "мягкими, словно тельца пчел, купающихся в голубых цветах". По всей вероятности, их выражение зависело от того, играл Кейнс роль государственного посланника, спекулянта, бриллианта из Блумсбери или любителя балета.

У него была одна странная черта: англичанин Кейнс предпочитал сидеть в позе китайского мандарина, пряча кисти рук в рукава пальто, подальше от посторонних взглядов. Это тем более любопытно, если учесть, что Кейнс испытывал чрезмерный интерес к чужим рукам и гордился своими. Дело дошло до того, что он заказал слепки собственных рук и рук жены и намеревался сделать слепки рук друзей. Встречая незнакомого человека, он прежде всего обращал внимание на рисунок его ладоней, пальцев и ногтей. Вот что записал Кейнс после первого разговора с Франклином Рузвельтом: