Не буду говорить, как я сейчас живу, но расскажу всем, как жила до семнадцати лет. (Пауза.) Адвокат, известны вам трущобы... (отчеканивая) эти подвалы... на Сан-Джованьелло, на Верджине, Фурчелле, виа Трибунале, Паллунетто? Мрачные, полные копоти, набитые битком людьми. Летом там нечем дышать от жары, а зимой зубы стучат от холода... Даже в полдень туда не проникает дневной свет... Сколько народу ютится там! Дышать нечем, но все же лучше духота, чем холод. Вот в одном из таких подвалов в переулке Сан-Либорио я и жила вместе с семьей. Сколько нас там было? Целая толпа! Что было с моей семьей, что с ней потом стало, я не знаю... И не хочу знать. Не помню!.. Друг на друга не смотрят. Эти просящие глаза, постоянные драки... Ложились спать, не говорили «доброй ночи!» А просыпаясь, никто не говорил друг другу «доброе утро!» Помню только одно ласковое слово, которое сказал мне отец... Вспоминаю об этом теперь, и меня охватывает дрожь... Мне было тринадцать лет. «Ты растешь, — сказал он, — и живешь здесь не только для того, чтобы есть». А духота какая!.. Ночью закрывали дверь, и нечем было дышать... Вечером садились за стол... Одна большая тарелка и куча вилок. Может быть, мне казалось, но каждый раз, когда я брала на вилку кусок, я чувствовала на себе взгляд. Будто я воровала!.. Мне исполнилось семнадцать... Я смотрела на проходивших девушек — на них были красивые платья, туфли... Они шли под руку с женихами. Однажды вечером я встретила подругу, она жила рядом с нами, но хорошо одевалась... Тогда я думала, что в этом — самое большое счастье... Я говорила себе: «Та-ка-я... та-ка-я... та-ка-я...». Я не спала всю ночь... А духота... духота... И я познакомилась с тобой!
Доменико вздрагивает.
Там, ты помнишь?.. Тот «дом» казался мне королевским дворцом... Ночью возвращалась в переулок Сан-Либорио, и сердце бешено стучало. Я думала: «Теперь никто не посмотрит на меня, выгонят из дому!» Но никто ничего не сказал; наоборот, кто-то подвинул стул, кто-то произнес ласковое слово... На меня смотрели, как на человека выше их, с уважением... Только у мамы, когда она поздоровалась, я заметила в глазах слезы... Больше я домой не возвращалась! (Почти кричит.) Я не убила моих детей! Семья... моя семья! Двадцать пять лет я думаю только о семье! (Сыновьям.) Я вырастила вас, сделала вас людьми, обкрадывала его... (показывает на Доменико) чтобы воспитать вас.
МИКЕЛЕ (взволнованный, подходит к матери). Все хорошо, хватит уже! (Все сильнее волнуется.) Ты сделала больше, чем могла.
УМБЕРТО (подходит к матери, серьезно). Хотелось бы сказать многое, но сейчас мне трудно говорить. Я напишу вам письмо.
ФИЛУМЕНА. Я не умею читать.
УМБЕРТО. Я сам прочту его вам.
Пауза.
ФИЛУМЕНА (смотрит на Риккардо, ожидая, что тот подойдет к ней, но он, не сказав ни слова, уходит). А, ушел...
УМБЕРТО (понимающе). Характер! Не понял. Завтра я зайду к нему в магазин и поговорю.
МИКЕЛЕ (Филумене). Вы можете жить у меня. Правда, дом маленький, но места хватит всем. Ведь еще есть терраска. (С искренней радостью.) А ребята-то все время спрашивают: «Где бабушка, бабушка где?...» И я молол всякую чепуху... Вот будет новость! Войду и скажу: «Бабушка приехала!» (Словно говоря: «Вот она».) Ну и праздник будет! (Приглашая Филумену.) Идемте.
ФИЛУМЕНА (решительно). Хорошо, пойду к тебе.
МИКЕЛЕ. Идемте.
ФИЛУМЕНА. Одну минуту. Подожди меня внизу у подъезда. (К Умберто.) Ступайте вместе. Я спущусь через десять минут. Мне надо еще сказать кое-что дону Доменико.
МИКЕЛЕ (счастливый). Только побыстрей. (К Умберто.) Вы идете?
УМБЕРТО. Да, иду. Я провожу тебя.
МИКЕЛЕ (по-прежнему весело). До свидания, синьоры. (Идет в глубь сцены.) Я чувствовал что-то... поэтому и хотел говорить... (Уходит с Умберто.)
ФИЛУМЕНА. Адвокат, извините, несколько минут... (Показывает на «кабинет».)
НОЧЕЛЛА. Мне надо уйти.
ФИЛУМЕНА. Нет-нет. Только на две минуты. Я очень довольна, что вы присутствовали при моем разговоре с доном Доменико. Проходите, пожалуйста.
Ночелла нехотя идет в «кабинет». Розалия, не сказав ни слова, выходит в первую дверь налево.
ФИЛУМЕНА (положив ключи на стол). Я ухожу, Думми. Скажи адвокату, чтобы он оформил развод законным путем. Я во всем призналась, ты свободен.
ДОМЕНИКО. Я думаю! Выкачала кругленькую сумму! Не тебе подымать историю...
ФИЛУМЕНА (спокойно). Завтра пришлю за вещами.
ДОМЕНИКО (несколько смущен). Ты, наверное, с ума сошла. Смутила покой трех бедных юношей. Кто тебя просил рассказывать? Зачем ты это сделала?
ФИЛУМЕНА (холодно). Потому что один из них — твой сын!
ДОМЕНИКО (застывает, пристально вглядываясь в Филумену, ошеломленный этим известием; после паузы, стремится протестовать всем своим существом). Кто тебе поверит?
ФИЛУМЕНА. Один из трех — твой!
ДОМЕНИКО (не осмеливаясь кричать, тяжело). Замолчи!
ФИЛУМЕНА. Я могла сказать — все трое твои, и ты бы поверил. Я заставила бы тебя поверить! Но это не так. Могла ли я сказать тебе об этом раньше? Нет, ты возненавидел бы двух остальных... Но я их всех любила одинаково, не делая различий.
ДОМЕНИКО. Это ложь!