Нынешняя эпоха - не первый случай, когда западная элита и средства массовой информации охотно изолируют себя от реальности в эхо-камере. Исторический опыт подобной изоляции и отсутствия желания прислушиваться к противоположным мнениям со времен окончания Второй мировой войны объемны и прекрасно задокументированы историками и очевидцами высокого уровня. Описывая слепоту британцев XIX века, вызванную утопической либеральной конфабуляцией и чувством имперского величия, по отношению к реальности мира в целом, покойный Корелли Барнетт отмечал:
Ибо другие великие державы рассматривали мир не как единое великое человеческое общество, а - как и британцы до XIX века - как арену, на которой, в зависимости от взаимных удобств, обусловленных дипломатическими обычаями, национальные государства - высшая эффективная форма человеческого общества - конкурируют за преимущества. Они верили не в естественную гармонию между людьми, а в национальные интересы, которые могут иногда совпадать с интересами других, а иногда вступать в конфликт.4
Если британский либерализм XIX века мог рассматриваться теми, кто был изолирован от жестоких реалий правовых и военных подвигов империи, как относительно доброкачественный в своих устремлениях, то его версия (или, лучше сказать, мутация) XXI века, которую практикуют Соединенные Штаты и их клика, часто называемая, в частности, Давосской культурой, G-7, Всемирным экономическим форумом, представляет собой не что иное, как постмодернистский неолиберальный культ, в котором национальное государство рассматривается как устаревшая конструкция, которую необходимо упразднить. В конце концов, руководящая идеология этой культуры, состоящей в основном из западных стран, не зря называется глобализмом: она построена на идеях свободной торговли, свободного движения капитала и окончательного сокращения человечества до серой массы потребителей с одинаковыми вкусами, устремлениями и эрзац-моралью, подчиняющихся указаниям хозяев дискурса, сидящих на самой вершине финансовой и политической пирамиды.
Об этой мутации и возникновении такого набора взглядов, позже воплотившихся в экономической, военной и культурной политике неолиберализма, написано немало, но одной из доминирующих черт алгоритма западных политических и медийных классов остается именно эта склонность изолировать себя внутри эхо-камеры сомнительных представлений о себе и окружающем мире. Оценивая основание Америки, Майкл Бреннер докапывается до метафизики этой эхо-камеры:
Американизм представляет собой единую теорию поля самоидентификации, коллективного предпринимательства и непреходящего смысла Республики. Когда один из элементов оказывается под угрозой, целостность всего здания становится уязвимой. В прошлом американская мифология заряжала страну энергией, способствуя ее процветанию. Сегодня это опасный галлюциноген, который затягивает американцев во все более далекое от реальности искривление времени. Приглушенным отражением этого напряженного состояния является очевидная истина: американцы стали неуверенным в себе народом. Они все больше беспокоятся о том, кто они такие, чего стоят и какой будет их жизнь в будущем.5
Неуверенность в себе порождает потребность в эхо-камерах как средстве избегания или изоляции от «плохих» новостей и позволяет избежать человеческого принуждения к самоанализу - особенно если самоанализ может дать несколько очень горьких пилюль, которые придется проглотить любому человеку. На национальном уровне, кроме того, боль от столкновения с реальностью может быть мучительной, а иногда даже смертельной. Америка всегда была неуверенной в себе нацией. Это не значит, что другие страны всегда чувствуют себя в безопасности, но неуверенность Америки - это особый случай. Как утверждает Бреннер: