Финансист

Она посмотрела на меня с выражением, которое я видела тысячу раз. Оно говорило: «Если бы это было разрешено законом, я выдрала бы тебя как сидорову козу прямо на месте».

Выскользнув из кухни с виноватой гримасой на лице, я повернулась и взбежала по лестнице в свою детскую спальню. Когда я переехала к Гансу, мама отремонтировала ее, содрав все мои плакаты и картины и выкрасив стены в страшно унылый пастельно-голубой цвет. Но хуже, чем цвет, был размер комнаты. В эту комнату не влез бы даже «Фольксваген», а я умудрилась засунуть в эту обувную коробку все свое барахло плюс все то дерьмо, которое вывезла от Ганса, когда мы расстались. Кастрюли и сковородки свисали с потолка, как бликующие шары. Занавески для душа, просто занавески и оконные жалюзи торчали из-под кровати. Вилки, ложки и ножи делили ящик комода с моим нижним бельем. А пульт от огромного телевизора Ганса лежал на книжной полке как трофей.

Если жизнь с Гансом была адом, то жизнь с родителями – чистилищем.

Плюхнувшись на незастеленную кровать, я закурила, оперлась о подголовник и прослушала сообщения.

Суббота, 15 февраля, 23.50. «Би-и-иби-и-и, это мама. Хотела спросить, когда ты будешь дома. Перезвони мне. Целую».

Воскресенье, 16 февраля, 2.06. «Да, блин, я оставлю чертово сообщение».

Ясный, низкий голос Рыцаря вырвался из трубки, как удар в живот. Я закашлялась и выпрямилась, чувствуя, как сразу забилось сердце от этих шести коротких слов.

«Я хочу сообщить, что ты трусливая мелкая сучка, которая не отвечает на чертовы… – Дальше шел белый шум слившихся в одно невнятных криков, ругани, звяканья пивных бутылок. – Да ухожу уже, пидор, – раздался на расстоянии голос Рыцаря, явно говорящего с кем-то еще. – Только посмей до меня дотронуться, пидор. Вот только тронь и увидишь, что будет». – После чего раздался шорох, хрип, громкий удар, и запись прекратилась.

Я сидела, застыв, стараясь убедить свою нервную систему, что я в безопасности, когда включилось третье сообщение.

Воскресенье, 16 февраля, 7.42. «Биби, это снова мама. Немедленно возвращайся домой. Тебя не было всю ночь, и ты так и не перезвонила. Я страшно за тебя беспокоюсь. Ясно? Хорошо, пока».

Я медленно опустила телефон на колени и долго моргала в пустоту, пытаясь переварить бурлящие во мне эмоции. Обожание мамы сменялось страхом перед Рыцарем, который уступал злости на него, которая возвращала меня к сожалению о том, как я поступила с мамой, – и тут внезапно сквозь все это на поверхность вырвалось новое, неожиданное чувство – веселый девчачий восторг.

Нажав комбинацию цифр, которую я знала наизусть, я затаила дыхание и ждала, чтобы моя лучшая подруга взяла трубку.

– Да, Би?

– Джулс! Господи, только угадай, что?

– Сама скажи.

– Кен никакой не гей и не серийный убийца. Он мазохист!

Я услышала, как Джульет закатывает глаза.

– Мазохист.

– Угу, – яростно закивала я.

– То есть у тебя с Пижамой теперь будут садо-мазо отношения?

– Угу. И он дал мне ключ от своего дома! – заверещала я.

– Что ж, звучит совершенно нормально и совсем даже не быстро.

– Заткнись, – хихикнула я. – Ты просто сучка.

– Пожалуйста, скажи, что он зовет тебя Госпожа Би.

– Блин, да зачем я вообще с тобой разговариваю?

– Госпожа Би, Королева Тьмы. Тебе надо бы покраситься в черный.

– Ненавижу.

– И прикупить прищепок для сосков.

– Тут не я мазохист.

– А они и не для тебя.

– Я вешаю трубку.

– Пока, Госпожа Би. Удачной порки!

13

– Ой, Кен! Ты купишь мне вина? Тут продают вино!

– Смотри, а вон тетенька с программками. Мне нужна программка!

– Боже мой! Ты видел эти майки?

– И топики.

– И кофейные чашечки!

Я как заведенная вертела головой по сторонам, пока Кен вел меня за локоть сквозь лавку сувениров большого шатра Цирка дю Солей. Снаружи этот шатер в спиральные густо-синие и ярко-желтые полосы был размером с городской квартал, а внутри это была страна чудес, цвета, звука, запахов и сувениров, а ведь мы еще даже не добрались до своих мест.

– За эти деньги можно купить бутылку вина.

– Эти программки стоят пятнадцать баксов.

– Нет.

– Ты в жизни это не наденешь.

– Ты же даже кофе не пьешь.

Когда мы добрались до своих мест, я скукожилась до размеров капризного двухлетки. Я сидела, сложив руки на груди, и хмурилась, когда в зале погас свет и зажглись огни на сцене. Ганс скупил бы мне все, чего только ни пожелало бы мое сердечко… Ну конечно, пока его кредитка не заблокировалась бы. Но только не Кен. Не-е-е-е-ет. Он всегда такой ответственный, блин.