В секунду, когда наши губы соприкоснулись, Кен застыл – и с ним застыл весь воздух в моих легких, пока я целую неловкую вечность ожидала, чтобы он сделал хоть что-нибудь.
Но Кен просто сидел, замерев во времени, не моргая, едва дыша, а мои губы так и были прижаты к его закрытому, плотно сжатому рту.
Желая избавить его от неловкости громким чмоканьем, я попыталась отыграть назад и сделать вид, что это все была лишь невинная шутка.
Пока я теребила вылезшую из дырки на джинсах нитку и пыталась придумать убедительный предлог, почему мне прямо сейчас нужно уйти, Кен выключил лампу у дивана и включил кино. Поскольку мои глаза были опущены, я, несмотря на то что движение было почти незаметным, все же определенно уловила, что, когда свет потух, Кен поправил ширинку на своих штанах.
Я прикусила губу, чтобы не улыбнуться.
Через несколько часов я проснулась в темной гостиной Кена, лежа на его замшевом диване. Жмурясь на светящийся в темноте экран телевизора и пытаясь понять, где нахожусь, я осознала, что мое полностью одетое тело лежит у Кена на коленях. А моя голова – на подлокотнике, а Джулия Робертс стоит в книжном магазине.
Я, блин, была в ужасе. Я заснула и упала на него, но кажется, он не возражал против контакта. Наоборот, пока я возилась и прижималась к нему, пытаясь устроиться поудобнее, я почувствовала, как выпуклость, которую ни с чем не спутаешь, набухает и удлиняется рядом со мной. Мои гормоны взыграли, пробуждаясь к жизни и готовые к действиям, которые обычно следуют за подобным явлением, но, к моему изумлению, Кен не стал прижиматься ко мне. Вместо того чтобы лапать меня, он убрал руки, предоставляя мне свободу движений.
Сохраняя полный контроль над своим телом, Кен позволял
Это был дар, которого мне раньше не доставалось.
По моему опыту, все мальчишки были козлами, хватающимися за любую возможность. Даже самые милые. Дай им палец, и они тут же лишат тебя девственности.
Но, как я поняла в тот вечер, Кен не был мальчишкой. Он даже и мужиком не был. Он был редкой разновидностью, известной как
А он скрывался на ровном месте.
Когда Джулия Робертс взглянула на Хью Гранта со слезами на глазах и улыбкой, застывшей на прелестном лице, тихий голос Кена наизусть произнес следующую реплику:
Хихикнув, я поднялась и села. Кен оторвал взгляд от экрана ровно настолько, чтобы встретить мой восхищенный взгляд. Его веки были опущены, лицо спокойно, губы с одной стороны улыбались.
– Это самый лучший момент, – кивнул он на экран.
Я улыбнулась еще шире, чем Джулия Робертс, и покачала головой. Кен был забавным. И очаровательным. И он только что позволил мне трогать его… Даже не знаю, как долго.
– А сколько времени? – спросила я, озираясь в поисках часов.
Кен зашевелился и вытащил из кармана телефон. Глядя на светящиеся цифры, он сказал:
– Двенадцать пятьдесят восемь.
– Черт. – Я вскочила, и комната качнулась вниз от резкого движения головы, но я все равно помчалась к шкафу. – Мне надо бежать. У меня с утра занятия.
Кен сонно кивнул и проводил меня через безукоризненно чистую белую кухню, мимо стола для завтраков, уютно стоящего возле широкого окна, и через гаражную дверь. Когда мы шли мимо его кабриолета и «хонды» Робин, я заметила, что Кен, должно быть, скинул ботинки, пока я спала. Не знаю, почему, но от вида Кена в носках мне стало весело.
Остановившись возле моей машины, Кен повернулся ко мне. Его маска апатии была снова на месте и скрывала от меня его мысли. В холодном воздухе были видны струйки пара нашего дыхания – они вились и сливались между нами.
– Ну… – сказала я, пытаясь заглянуть в его мозг. – Значит, завтра в караоке?
Небольшая улыбка пробилась сквозь серьезное выражение.
– Прости. – Он пожал плечами. – Но у меня свидание с салатным баром.
– Ах да, – рассмеялась я. – Тогда увидимся.
Улыбка Кена поблекла.
– Увидимся.
– Так я… снова заеду за тобой в кинотеатр?