Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе

Каупервуд вернулся в Англию осунувшийся, усталый; Беренис быстро сумела заразить и его желанием побывать в Норвегии, где, как ни странно, он еще ни разу не был.

Вскоре он уже поручил Джемисону отыскать и зафрахтовать для него яхту. Но прежде чем Джемисону удалось что-либо найти, некий лорд Тилтон, узнав от Стэйна о намерениях Каупервуда, любезно предложил ему для поездки свою яхту «Пеликан». И вот в разгаре лета Каупервуд и Беренис оказались на борту яхты, плавно скользившей вдоль западного побережья Норвегии по направлению к фиорду Ставангер.

Яхта оказалась очень красивой, а Эрик Хансен, шкипер-норвежец, искусным мореходом. Он был могучего сложения, хотя и невысок ростом, румяный, с целой копной желтых волос, падавших ему на лоб. Его голубые, холодные, как сталь, глаза словно бросали вызов всем морям и непогодам. Его движения наводили на мысль об извечной борьбе с бурями: он ходил враскачку даже по земле, будто хотел всегда жить в одном ритме с морем. Всю жизнь он был моряком и всей душой любил эти прибрежные воды, изрезанные лабиринтом таинственных гор, что выступают на тысячи футов из морских глубин и уходят на тысячи футов под воду. Иные говорят, что горы эти образовались от сдвигов или трещин в земной коре; другие – что это застывшая лава вулканов. Но Эрик знал: эти берега и эту землю в незапамятные времена изрубили мечами грозные викинги – они могли проложить себе путь сквозь любые преграды, хоть на край света.

Беренис, глядя на крутые склоны, где далеко в вышине прилепились домики, не могла даже представить себе, как это их обитатели умудряются спускаться к проходящим судам, а потом взбираются к себе наверх. Да и зачем это им нужно? Все здесь казалось таким необыкновенным. Беренис была не знакома с искусством лазания по горам, которое норвежцу, по-видимому, пришлось изучить волей-неволей, беря пример с коз, перепрыгивающих со скалы на скалу.

– Странный край, – говорил Каупервуд. – Я рад, что ты привезла меня сюда, Беви. Но мне кажется, природа, создав эту страну такой прекрасной, обидела ее климатом. Днем в летнюю пору здесь чересчур много света, а зимой – чересчур мало. Слишком уж много тут романтических заливов и фиордов, слишком много голых скал. А все же, должен признаться, мне здесь очень нравится.

Беренис уже заметила, какой живой интерес пробудила в нем поездка. Каупервуд то и дело звонил и, вызвав к себе учтивого шкипера, засыпал его вопросами.

– Чем, кроме рыбы, промышляют здешние жители? – спрашивал он Эрика.

– Видите ли, мистер Диксон (под этим именем путешествовал Каупервуд), у них немало всякой всячины. Есть козы, и они продают козье молоко. Есть куры, а значит, и яйца. Есть коровы. Здесь часто судят о богатстве человека по тому, сколько у него коров. Есть, понятно, масло. Тут у нас упорный, выносливый народ: они добиваются с пяти акров такого урожая, что вы просто не поверите. Хоть я и немного в этом смыслю и ничего особенного не могу вам рассказать, но они, право, живут лучше, чем вы думаете. И потом, – продолжал он, – большинство молодых людей в здешних краях учится мореходному делу. С годами они становятся капитанами, матросами или коками: ведь в норвежские гавани заходят сотни судов, и откуда и куда только не идут эти суда – во все порты и гавани мира.

Тут в разговор вмешалась Беренис.

– Вот что, по-моему, любопытно, – сказала она, – у них здесь всего немного, зато все – отличного качества.

– Вы правы, сударыня, – отозвался шкипер, – я и хотел это сказать. Видите ли, мы, норвежцы, научились довольствоваться тем, что у нас есть, – продолжал он с воодушевлением. – И мы знаем мир не по книгам, а как он есть на самом деле, хотя мы и любим книги и ценим ученость. У нас почти нет неграмотных, и хотите верьте, хотите нет, но в Норвегии больше телефонов, чем в Испании или Польше. Есть у нас и знаменитые литераторы, и музыканты – Григ, Гамсун, Ибсен, Бьернсон.

Каупервуд молча выслушал эти имена. Если подумать – как мало места занимала в его жизни литература! Надо бы взять у Беренис кое-что из книг, которые она читала.

А Беренис, заметив его задумчивость и полагая, что он, должно быть, мысленно сравнивает этот удивительный мир со своим собственным, шумным и беспокойным, решила перевести разговор на что-нибудь более веселое.

– Скажите, капитан, – спросила она Хансена, – а мы увидим лопарей, когда заберемся немного севернее?

– Конечно, сударыня, – ответил капитан. – Их сколько угодно севернее Тронхейма. Нам уже недалеко до этого места.

От Тронхейма яхта направилась на север, в сторону Гаммерфеста, – солнце тут уже не заходило. По пути сделали несколько остановок – один раз у маленького скалистого выступа под названием Гротто, отрога большой горы. Здесь расположилась китобойная станция – крошечный поселок домов в десять.

Это были, как и всюду на побережье, просто каменные хижины с крышами, обложенными дерном.