Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе

Как ни странно, выбирая, куда бы отправить Каупервуда, Джеймс все больше и больше приходил к мысли, что самое подходящее место – Ривьера, а вернее – Монте-Карло, этот огромный игорный дом. Как это эффектно выглядело бы в газетах: Каупервуд у игорных столов, среди напыщенных герцогов и азиатских принцев! Разве такой психологический трюк не укрепит позиций Каупервуда как финансиста? Тысяча против одного, что укрепит!

На другой день, вернувшись в Прайорс-ков и осмотрев Каупервуда, доктор приступил к делу.

– Я думаю, Фрэнк, – начал он, – что недельки через три вы будете чувствовать себя вполне прилично и сможете отправиться в какую-нибудь приятную увеселительную поездку. Поэтому вот вам мое предписание: расстаньтесь-ка на время с здешними краями и поедемте со мной за границу.

– За границу? – с удивлением переспросил Каупервуд.

– Да, и знаете зачем? Ведь газеты наверняка отметят, что вы в состоянии путешествовать. А этого-то вам и надо, не так ли?

– Совершенно верно! – ответил Каупервуд. – Куда же мы отправляемся?

– Да, пожалуй, в Париж, или можно в Карлсбад, – знаю, знаю, неприятное место, но тамошние воды были бы вам в высшей степени полезны.

– Боже милостивый! А потом куда?

– Что ж, – сказал Джеймс, – к вашим услугам Прага, Будапешт, Вена и Ривьера, включая Монте-Карло, – выбирайте!

– Что?! – воскликнул Каупервуд. – Я в Монте-Карло!

– Да, вы в Монте-Карло, со всеми вашими болезнями. Вы вдруг приезжаете в Монте-Карло, да еще в такое время года! Не сомневайтесь, эффект будет именно тот, какой вам нужен. Достаточно вам появиться в игорном зале и проиграть несколько тысяч долларов – и об этом немедленно узнает весь свет. Все заговорят о том, что вы в Монте-Карло, что вы играете в рулетку, швыряете деньги без счету.

– Ладно! Ладно! – закричал Каупервуд. – Если у меня хватит сил, я поеду. Но если ничего путного из этого не выйдет, я привлеку вас к суду за невыполнение обещания!

– Идет! – отозвался Джеймс.

Три недели провел доктор Джеймс в Прайорс-кове, не спуская глаз со своего пациента; наконец и сам Каупервуд почувствовал себя много лучше, и Джеймс решил, что лечение принесло плоды: больной достаточно оправился, можно пускаться в путь.

Однако Беренис, как ни рада она была, что здоровье Каупервуда идет на поправку, с тревогой думала о предстоящем путешествии. Да, конечно, слухи о смертельной болезни Каупервуда могут повлечь за собой крушение всех его начинаний. Но она так любит его, как же ей за него не бояться! А вдруг это путешествие окажется вовсе не таким полезным и плодотворным, как считают Фрэнк и доктор Джеймс? Но Каупервуд убедил ее, что расстраиваться нечего: он чувствует себя лучше, а план доктора Джеймса – просто идеален.

Они отплыли в конце следующей недели. И разумеется, лондонская пресса не замедлила объявить, что Фрэнк Каупервуд, которого еще недавно считали чуть ли не умирающим, по-видимому, совсем поправился – он даже позволяет себе увеселительную поездку по Европе. Немного позже о Каупервуде стали появляться сообщения из Парижа, Будапешта, Карлсбада, Вены и, наконец, из Монте-Карло, сказочного Монте-Карло. Эту последнюю новость подхватила вся пресса: «Несокрушимый Каупервуд, о чьей болезни сообщалось недавно, избрал местом своего развлечения и отдыха Монте-Карло».

Однако по возвращении Каупервуда в Лондон репортеры засыпали его весьма откровенными вопросами. Один корреспондент спросил напрямик:

– Ходят слухи, что вы серьезно больны, мистер Каупервуд, – скажите, есть ли в этом хоть доля истины?

– Видите ли, молодой человек, – ответил Каупервуд, – я слишком много работал, и мне понадобилось отдохнуть. Мой приятель-врач сопровождал меня во время этого путешествия: вот мы с ним и слонялись по Европе.

Он от души расхохотался, когда корреспондент «Уорлд» спросил, правда ли, что он завещал свое бесценное собрание картин нью-йоркскому музею искусств.

– Если люди хотят знать, что написано в моем завещании, – сказал он, – им придется подождать, пока меня не накроют дерном. Я только надеюсь, что их милосердие не уступает их любопытству.

Сидя на широкой лужайке Прайорс-кова, Беренис и доктор Джеймс прочли в газете ответы Каупервуда репортерам и не могли сдержать улыбки. И хотя доктор ни на минуту не забывал о том, что его ждут в Нью-Йорке дела, дружеское внимание, каким окружали его не только Каупервуд, но и Беренис, все больше покоряло его. Оба были как нельзя более благодарны ему – ведь он, по-видимому, и в самом деле вернул Каупервуду здоровье и силы. И когда Джеймсу пришло время уезжать, все трое были взволнованы – им не хотелось расставаться.

– У меня не хватает слов, чтобы выразить вам мою благодарность, Джефф, – говорил Каупервуд, когда они втроем подошли к трапу парохода, на котором должен был отплыть доктор Джеймс. – Если я могу что-нибудь для вас сделать, приказывайте. Я же хочу только одного: чтобы ничто не нарушило нашей дружбы.

– Никаких вознаграждений, бросьте, Фрэнк, – перебил его Джеймс. – Знать вас столько лет – это уже награда. Навестите меня как-нибудь в Нью-Йорке. До новой встречи!

Он подхватил свой чемодан.