Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе

– Знаю, мой друг, – сказал Каупервуд, – и вы, разумеется, хотите подбодрить меня. Но только мне почему-то кажется, что я не встану. Так что вы, пожалуйста, позвоните Эйлин и попросите ее зайти ко мне: нам надо с ней поговорить о доме, об имуществе. Я уже и раньше думал об этом, но сейчас чувствую, что больше откладывать не стоит.

– Как хотите, Фрэнк, – сказал Джеймс. – Только выбросьте из головы, что вы не поправитесь. Так не годится. Я-то ведь другого мнения. Окажите мне такую услугу: попробуйте поверить, что вы выздоровеете.

– Попробую, Джефф, только вызовите Эйлин, хорошо?

– Ну, конечно, Фрэнк, но помните: вам нельзя говорить слишком долго!

И Джеймс, вернувшись к себе, позвонил Эйлин и попросил ее зайти к мужу.

– Не могли бы вы прийти сегодня, скажем, часа в три? – спросил он ее.

Она помедлила минуту, потом ответила:

– Да, конечно, доктор Джеймс.

И она пришла почти в назначенный срок, взволнованная, удивленная и огорченная.

При виде ее Каупервудом овладело знакомое ощущение усталости, которое он уже не раз испытывал за эти годы, – усталости не столько физической, сколько моральной. Как не хватало всегда Эйлин душевной тонкости – редкого качества, отличающего вот таких женщин, как Беренис! И все же Эйлин – его жена, и он должен позаботиться о ней, отнестись к ней с уважением, ведь она была так добра, так предана ему в те времена, когда он больше всего в этом нуждался. Воспоминания смягчили Каупервуда, и, когда Эйлин подошла к его постели, чтобы поздороваться, он ласково взял ее за руку.

– Как ты себя чувствуешь, Фрэнк? – спросила она.

– Что ж, Эйлин, я здесь уже целый месяц, а силы у меня все убывают, хотя, по мнению доктора, дела мои не так плохи. Нам давно надо было поговорить, вот я и решил послать за тобой. Но, может быть, ты сначала расскажешь мне, как там перестраивается дом?

– Да, кое о чем надо бы посоветоваться, – с заминкой сказала Эйлин. – Но, по-моему, все это может подождать, пока тебе не станет лучше, как ты думаешь?

– Ну, видишь ли, мне едва ли когда-нибудь станет лучше. Вот почему я хотел видеть тебя сегодня же, – мягко сказал Каупервуд.

Эйлин промолчала, не зная, что ответить.

– Видишь ли, Эйлин, – продолжал он, – почти все мое имущество переходит к тебе, хотя я не забыл в завещании и о других, в частности о своем сыне и о дочери. Но все заботы об имуществе падут на тебя. А ведь это не шутка, ты будешь распоряжаться огромными деньгами. Вот я и хочу знать, как ты сама считаешь – справишься ты? И скажи мне, выполнишь ли ты в точности все, что сказано в моем завещании?

– Да, конечно, Фрэнк, я сделаю все, что ты скажешь.

Он вздохнул с чувством внутреннего облегчения и продолжал:

– По завещанию я предоставляю тебе полное право бесконтрольного владения имуществом, но именно поэтому я хочу предостеречь тебя: никому нельзя слишком верить. Как только меня не станет, тебя, разумеется, начнут осаждать всякие прожектеры и просители, будут вытягивать у тебя деньги на одно, на другое, на третье, будут добиваться, чтобы ты жертвовала в пользу разных благотворительных учреждений. Правда, я принял меры, чтобы оберечь твое имущество, – душеприказчики ничего не смогут предпринять без твоего ведома и одобрения, а уж ты суди и решай, какой план принять, а какой – отвергнуть. Один из моих душеприказчиков – доктор Джеймс, на его суждение я вполне могу положиться. Он не только опытный медик, он человек добрый и глубоко порядочный. Я сказал ему, что тебе потребуется советчик, и он обещал во всем тебе помогать, насколько хватит опыта и умения. Помни, это человек, на редкость верный и честный; я сказал, что оставлю ему кое-какие деньги в благодарность за все, что он для меня сделал, – и, представь, он отказался наотрез, хотя и согласился быть твоим советчиком. Так вот, если ты когда-нибудь попадешь в затруднительное положение и не будешь знать, как поступить, прежде всего обратись к нему и послушай, что он тебе скажет.

– Да, Фрэнк, я все сделаю, как ты говоришь. Раз ты веришь ему, то и я, конечно, буду верить.

– Должен сказать, – продолжал Каупервуд, – что в моем завещании имеются особые пункты, ими ты займешься, когда все наследники получат свою долю. Прежде всего надо довести до конца перестройку моей картинной галереи и позаботиться о ее сохранности. Наш дворец пусть будет музеем, открытым для публики. Я оставляю достаточно денег на его содержание, и ты должна будешь следить за тем, чтобы он всегда был в порядке. Право, не знаю, Эйлин, понимала ли ты когда-нибудь, как много значил для меня этот дом. Сколько больших замыслов, которым я отдал свою жизнь, родилось в нем. Когда я строил его, покупал для него картины и статуи, я пытался внести в мою и твою жизнь частицу той красоты, что не имеет ничего общего с городской суетой и бизнесом.

Слушая Каупервуда, Эйлин, пожалуй, впервые хотя бы отчасти поняла, как все это важно для него, и снова пообещала выполнить в точности все его пожелания.