Финиас Финн, Ирландский член парламента

Возлѣ той скалы, на которой лежалъ Финіасъ, стояла деревянная скамейка; лэди Лора сѣла на нее. Финіасъ, обративъ глаза на озеро, соображалъ какъ ему лучше заговорить о любви своей къ Вайолетъ Эффингамъ, но онъ находилъ, что это не очень легко. Онъ рѣшился начать тѣмъ, что Вайолетъ никогда не выйдетъ за лорда Чильтерна, когда лэди Лора сказала нѣсколько словъ, совершенно его остановившихъ.

— Какъ я хорошо помню тотъ день, когда мы стояли здѣсь вмѣстѣ въ прошлую осень!

— И я также. Вы сказали мнѣ тогда, что вы выходите за мистера Кеннеди. Какъ много случилось послѣ того!

— Дѣйствительно много. Достаточно на цѣлую жизнь, а между тѣмъ какъ медленно идетъ время!

— Я не нахожу, чтобы оно шло медленно для меня, сказалъ Финіасъ.

— Да, вы были очень дѣятельны. У васъ руки были полны дѣла. Я начинаю думать, что родиться женщиной большое несчастье.

— А между тѣмъ я слышалъ отъ васъ, что женщина можетъ дѣлать столько же, сколько и мужчина.

— Это было прежде того, какъ я выучила свой урокъ. Теперь я знаю лучше. О, Боже! я не сомнѣваюсь, что все къ лучшему, но мнѣ хотѣлось бы, чтобы мнѣ позволили пойти подоить коровъ.

— А развѣ вы не могли бы доить коровъ, если вы желаете?

— Никакъ не могу; не только не могу доить, но почти даже не могу и смотрѣть на нихъ. По-крайней-мѣрѣ я не должна о нихъ говорить.

Финіасъ разумѣется понялъ, что она жалуется на мужа, и не зналъ, какъ ей отвѣчать. Онъ былъ на столько проницателенъ, что примѣтилъ уже, на сколько Кеннеди самовластенъ въ своемъ домѣ, и зналъ лэди Лору на столько, чтобы быть увѣреннымъ, какъ должно быть для нея непріятно подобное самовластіе. Но онъ не воображалъ, что она станетъ жаловаться ему.

— Въ Сольсби было совсѣмъ другое, пpoдoлжaла лэди Лора. — Тамъ все было мое.

— И здѣсь все ваше.

— Да, все мое — какъ лакомства на пиру принадлежали Санчо, губернатору.

— Вы хотите сказать, началъ онъ — и потомъ не рѣшался продолжать: — вы хотите сказать, что мистеръ Кеннеди стоитъ надъ вами и оберегаетъ васъ для вашего собственнаго блага, какъ докторъ стоялъ надъ Санчо и оберегалъ его?

Настало молчаніе, прежде чѣмъ лэди Лора отвѣчала — продолжительное молчаніе, во время котораго Финіасъ смотрѣлъ на озеро и думалъ, какъ ему заговорить о своей любви. Но какъ ни продолжительно было молчаніе, онъ не начиналъ, и лэди Лора заговорила опять:

— Дѣло въ томъ, другъ мой, что я сдѣлала ошибку.

— Ошибку?

— Да, Финіасъ, ошибку. Я ошиблась, какъ ошибаются глупцы, думая, что я была на столько умна, что направлю свои шаги не совѣтуясь ни съ кѣмъ. Я ошиблась, запнулась и упала, такъ ушиблась, что не могу стать на ноги.

Слово, поразившее его болѣе всего во всемъ этомъ, было его собственное имя. Она никогда прежде не называла его Финіасомъ. Многіе мужчины, которыхъ онъ считалъ своими друзьями, называли его Финіасомъ. Даже графъ дѣлалъ это не разъ въ тѣхъ случаяхъ, когда величіе его положенія выходило на минуту изъ головы его. Мистриссъ Ло называла его Финіасомъ, когда считала его любимымъ ученикомъ своего мужа; мистриссъ Бёнсъ называла его мистеръ Финіасъ; въ Киллало онъ былъ всегда просто Финіасъ. Но все-таки онъ былъ совершенно убѣжденъ, что лэди Лора никогда не называла его такъ прежде. Она не сдѣлала бы этого и теперь въ присутствіи своего мужа. Онъ былъ увѣренъ и въ этомъ также.

— Вы хотите сказать, что вы несчастливы? сказалъ онъ, все смотря не на нее, а на озеро.

— Да, я хочу сказать это. Хотя я не знаю зачѣмъ я пришла сказать вамъ объ этомъ, развѣ только оттого, что я еще ошибаюсь, спотыкаюсь, падаю и ушибаюсь на каждомъ шагу.

— Вы не можете сказать никому, кто болѣе желалъ бы вамъ счастья, сказалъ Финіасъ.

— Это очень милая фраза, но что сдѣлали бы вы для моего счастья? Въ-самомъ-дѣлѣ, что можете вы сдѣлать? Я говорю не въ упрекъ, что вы скоро сдѣлаетесь совершенно равнодушны къ моему счастью или несчастью.

— Почему вы говорите это, лэди Лора?

— Потому что это естественно. Вы и мистеръ Кеннеди могли бы быть друзьями. Но вы не будете, потому что вы не похожи другъ на друга во всѣхъ отношеніяхъ. Но это могло быть.

— А развѣ мы съ вами не друзья? спросилъ онъ.

— Нѣтъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ вы не будете разсказывать мнѣ пи вашихъ желаній, пи вашихъ горестей — а о томъ, чтобы я разсказывала вамъ о своихъ, не можетъ быть и рѣчи. Какъ же вы можете быть моимъ другомъ?

— Еслибъ вы не были совершенно убѣждены въ моей дружбѣ, лэди Лора, вы не стали бы говорить со мною такъ, какъ говорите теперь.