Финиас Финн, Ирландский член парламента

Линкольнширская лошадь ударилась грудью о другой берегъ, и разумѣется, упала, назадъ въ ручей. Когда Финіасъ сошелъ съ лошади, онъ увидалъ, что лордъ Чильтернъ лежитъ между лошадью и берегомъ, что во всякомъ случаѣ было гораздо лучше, чѣмъ лежать подъ лошадью и въ водѣ.

— Ничего, старый дружище, сказалъ онъ, когда увидалъ Финіаса: — поѣзжайте, зачѣмъ вамъ лишаться охоты.

Но онъ былъ очень блѣденъ и казался совершенно безъ силъ. Лошадь не шевелилась — ей не пришлось уже шевелиться никогда. Она раздробила себѣ плечо о пень на берегу и потомъ ее застрѣлили на этомъ самомъ мѣстѣ.

Когда Финіасъ спустился внизъ, онъ увидалъ, что тамъ, гдѣ лежала лошадь, воды было мало.

— Это хуже всего, что со мною случалась, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Вы очень ушиблись?

— Я не могу пошевелить рукою и едва дышу. Ноги мои совсѣмъ здоровы; еслибъ я могъ освободиться отъ этой проклятой скотины!

— Я говорилъ вамъ, сказалъ фермеръ, подъѣзжая и смотря на нихъ съ берега: — я говорилъ вамъ, но вы не хотѣли слушать.

Тутъ онъ сошелъ съ лошади и помогъ Финіасу вытащить лорда Чильтерна на берегъ.

— Она мертва, сказалъ фермеръ, указывая на лошадь.

— Тѣмъ лучше, отвѣчалъ его сіятельство. — Дайте мнѣ капельку хереса, Финнъ.

Онъ сломалъ ключицу и три ребра. Достали повозку у однаго фермера и отвезли его въ Окгамъ. Тамъ онъ непремѣнно хотѣлъ, чтобы его провезли черезъ Стэмпфордъ въ Уиллннгфордъ; по дорогѣ захватили доктора. Финіасъ оставался съ лордомъ Чильтерномъ еще два дня и очень пристрастился къ нему, сидя возлѣ его постели.

— Славная была скачка, неправдали? сказалъ лордъ Чильтернъ, когда Финіасъ прощался. — Ей-Богу, Финіасъ, вы ѣхали на Сорви-Головѣ такъ хорошо, что будете ѣздить на немъ всякій разъ, какъ только пріѣдете сюда. Не знаю, какъ это, но вы ирландцы всегда славные ѣздоки.

Глава ХХV. Карета Тёрнбёлля загораживаетъ дорогу

Когда Финіасъ воротился въ Лондонъ, онъ нашелъ въ столицѣ большое политическое движеніе. Онъ узналъ, что въ понедѣльникъ и вторникъ должно быть большое собраніе народа въ пользу баллотировки, а въ среду процессія съ просьбою, которую Тёрнбёлль долженъ былъ получить изъ рукъ народа на Примроз-Гилль. Сначала намѣревались подать просьбу Тёрнбёллю у дверей Уэстминстера въ четвергъ, но министръ внутреннихъ дѣлъ просилъ отложить это намѣреніе и Тёрнбёлль согласился на просьбу сдѣланную ему. Мильдмэй долженъ былъ говорить свою рѣчь о биллѣ въ этотъ день, но въ этомъ биллѣ, разумѣется, не было включено пи одного пункта въ пользу баллотировки, и просьба была слѣдствіемъ этого упущенія. Тёрнбёлль предсказывалъ дурныя послѣдствія и въ парламентѣ и внѣ парламента, и теперь употреблялъ всѣ силы, чтобы оправдать свои предсказанія. Финіасъ, пріѣхавшій къ себѣ на квартиру поздно въ четвергъ, узналъ, что городъ находится въ сильномъ волненіи въ эти три дня, что въ среду пятьдесятъ тысячъ собрались на Примроз-Гиллѣ и что полиція должна была вмѣшатьса — и что еще худшаго ожидали въ пятницу. Хотя Тёрнбёлль уступилъ правительству относительно принятія просьба, по народъ рѣшилъ, что просьба будетъ отнесена въ парламентъ. Мильдмэйя просили отложить второе чтеніе его билля, но такъ какъ просьба эта была сдѣлана его оппонентами, онъ не согласился на нее. Онъ сказалъ, что худо будетъ закрывать парламентъ, боясь мороза. Финіасъ узналъ въ клубѣ Реформъ въ четвергъ вечеромъ, что членовъ нижней палаты просятъ войти въ пятницу въ ту дверь, въ которую обыкновенно входятъ пэры, а оттуда пройти въ свою палату. Онъ узналъ, что его хозяинъ Бёнсъ былъ съ народомъ цѣлые три дня, — и мистриссъ Бенсъ, заливаясь слезами, просила Финіаса удержать его въ пятницу.

— Онъ такъ упрямъ, вѣчно суется за всѣми, а говорятъ, весь Уэстминстеръ будетъ окруженъ солдатами.

Финіасъ въ пятницу утромъ поговорилъ съ своимъ хозяиномъ, но прежде всего по пріѣздѣ въ Лондонъ онъ отправился къ роднымъ лорда Чильтерна и разсказалъ имъ объ его несчастномъ приключеніи. Комитетъ о горохѣ засѣдалъ въ четвергъ и Финіасу слѣдовало присутствовать тамъ. Однако онъ не могъ оставить своего друга такъ скоро послѣ его несчастнаго приключенія. Въ среду онъ написалъ къ лэди Лорѣ, а въ четвергъ вечеромъ отправился прежде на Портсмэнскій сквэръ, а потомъ на Гросвенорскую площадь.

— Разумѣется, онъ убьетъ себя когда-нибудь, сказалъ графъ, однако со слезами на глазахъ.

— Надѣюсь, что нѣтъ, милордъ. Онъ великолѣпный наѣздникъ; по разумѣется несчастные случаи бываютъ.

— Сколько у него еще не сломано костей, желалъ бы я знать? сказалъ его отецъ. — Разумѣется, безполезно говорить. Вы думаете, что онъ не въ опасности?

— Навѣрно нѣтъ.

— Я боялся бы, что сдѣлается воспаленіе.

— Доктора говорятъ, что воспаленія нѣтъ. Онъ дѣлаетъ ужасно много моціона, сказалъ Финіасъ: — и не пьетъ вина; все это служитъ въ его пользу.

— Что же онъ пьетъ? спросилъ графъ.

Ничего. Мнѣ кажется, милордъ, что вы ошибаетесь нѣсколько насчетъ его привычекъ. Мнѣ кажется, онъ никогда не пьетъ, если его не вызовутъ па это.