Финикс

Мне вспоминается собственный кошмар, возникающий у меня в мозгу в те ужасные минуты, когда я не могу заснуть. Передо мной возникает множество людей — это толпа итальянцев: безмолвные, смуглые лица, они напряженно смотрят, напирают вперед, нетерпеливо подскакивают, стараясь разглядеть, что там происходит. Полицейские пытаются расчистить путь для машины «Скорой помощи» с мигающими синими огнями. И нигде ни звука — за исключением моего хриплого дыхания, — вокруг меня царит полное молчание. Все — как я, так и они — знают, что он мертв. Тело его расплющено и обуглено внутри обгоревшей машины, смятой при ударе и пылавшей как факел, пока наконец не потушили огонь.

Толпа на мгновение отворачивается от машины «Скорой помощи», чтобы взглянуть мне в лицо тысячами своих темных глаз — они знают, что это я убил его.

— Мистер Эверс. — Кто-то трогает меня за локоть. Возле меня стоит сестра — лицо в рамке рыжих волос, вздернутый носик, множество веснушек. Милое, доброе и мужественное создание — ведь она каждую минуту видит перед собой смерть. «Морин» — написано на ее нагрудном значке. — Мистер Эверс, пожалуйста, уже почти десять. Время посещений окончилось.

Часть вторая

Глава 14

Было яркое сияющее утро, и благодаря этому все вокруг казалось особенно живым и чарующим. Восемьдесят три градуса по Фаренгейту в восемь часов утра, при четырех процентах влажности. Начинался погожий, теплый и сухой весенний день Аризоны. Такой день, как сказал бы воин, в который и умирать приятно.

В этот день, рано утром, еще до восхода солнца умер Барнс. Это известие передали по радио и телевидению, а затем оно попало в газеты и разнеслось по кофейным столикам в отеле «Аризона Билтмор». Комментаторы не кривили душой, когда говорили, что Барнс жил ради свободы печати. Он жил, как выразился кто-то, чтобы говорить правду, обличать алчность и нечестность в общественных и частных службах, срывать завесы и оглашать в печати, что король гол и нечист на руку. Барнс, говорилось в тот день в газетах, был лучшим репортером Америки, он не боялся встать на защиту правого дела. Он мог и должен был получить Пулицеровскую премию. Он принадлежал к числу тех, благодаря кому бизнес новостей перестал быть просто развлечением, а набрал силу и превратился в рупор для тех, кто ищет истину.

Множество репортеров устремилось в Финикс, чтобы отомстить за своего собрата, чтобы выяснить, кто нанял уличного громилу Эсмонда — убийцу Барнса. И узнать — правда ли, что Эсмонд готов был рассказать полицейским о том, кто стоял за его спиной, если бы те согласились на его условия. Трудность состояла в том, что он все время менял свои показания.

Я смотрел передачу «Доброе утро, Америка» по телевизору в своем номере, читал газеты за завтраком на тенистой террасе. И даже в машине включал приемник на волну местных новостей. Я ехал на свидание с дочерью человека, о котором редко упоминали в печати, хотя Меррилл Кавана был главным персонажем недавней серии статей Барнса. И его имя было среди прочих имен, стертых с файлов в компьютере Барнса.

Воздух пустыни был чист и прозрачен. Высоко в небе прочертились следы от самолетов — на них летели репортеры в Финикс из Чикаго, Далласа, Бостона, Атланты, Лос-Анджелеса и Нью-Йорка. Чего бы это ни стоило, они должны разоблачить мерзавцев, стоявших за тем негодяем, который подложил динамит под автомобиль Барнса. Они заявили, что создадут по делу Барнса специальную комиссию, наподобие комиссии Уоррена, и будут вести расследование в печати.

Я пожелал успехов полиции и журналистам — больших успехов, чем достиг в своих неуклюжих попытках. В руках полиции человек, который подложил динамит, и было заявлено, что они ищут настоящих инициаторов преступления. Лучшие репортеры в стране занимались этим делом. Им занялось и ФБР. Но что здесь делаю я? Почему я здесь? Только лишь потому, что накануне встретился с Барнсом и он мне понравился? Или просто потому, что мне больше нечего делать? Занявшись расследованием гибели Барнса, я покончил с собой как с заядлым автогонщиком. А теперь наступил и впрямь подходящий день, чтобы умереть, подумал я, и для Форреста Эверса, бывшего репортера, борца за справедливость и заступника угнетенных. И да будет он похоронен и успокоится в земле, где не сможет больше никому причинить вреда. Только пожалуйста — никаких церемоний, не надо цветов, достаточно того, что его закопают. Все равно ему вскоре понадобится убежище, когда Бобби начнет строить свои юридические козни. До сих пор все мои поползновения привели к тому, что я разбил автомобиль стоимостью в тридцать пять тысяч долларов и восстановил против себя адвоката, время которого ценится в сто долларов в минуту. Оградите прах Эверса от посягательств кредиторов. Похороните его в его шикарных ковбойских сапогах.