Финишер

По крайней мере, оставаясь в постели, она пришла к решению просто отпустить все это, отпустить его и воспоминания о нем. Как только ей станет лучше, она обратится к адвокату и оформит документы на развод. Она отправит Виктору сообщение и попросит его организовать упаковку и отправку ее вещей. А для Альфы она бы записала сообщение, в котором сообщила бы ему, что ничего не получается, пожелала бы ему всего наилучшего и отпустила бы его жить своей жизнью без всякого багажа.

От одной мысли об этом у нее увлажнились глаза, но она сделает это. Она отпустит его. Может, когда-нибудь она снова обретёт счастье с кем-то.

Ты никогда не будешь достаточно хороша.

Ты любишь, и любишь, и любишь, и все равно теряешь все.

Никто не любит тебя в ответ.

Противный голос шептал, и Зефир оставалась под своим коконом, прячась от него.

Это всего лишь эпизод. Он пройдет, и она снова станет веселой, по крайней мере, внешне. Она надеялась, что это произойдет вскоре, потому что ее сестра беспокоилась о ней, а она этого не хотела. Если она будет тянуть время, ее семья вмешается, и это принесет больше вреда, чем пользы, какими бы благими намерениями они ни руководствовались. Ей давали лекарства, от которых она слегка немела, и со временем ей становилось лучше.

Ты ничего не стоишь, дурочка. Ты слишком много доверяешь. Это никогда не будет важным.

Возможно, лекарства от онемения были не такой уж плохой идеей. Что угодно, что могло бы отодвинуть черный осадок, распространяющийся внутри нее, затмевающий свет, который она любила, медленно захватывающий ее разум, одну уродливую мысль за другой.

Она услышала, как открылась дверь, и осталась лежать под одеялом в затемненной комнате, зная, что это просто Зен проверяет ее.

С ней все будет хорошо.

С ней все будет хорошо, но она не будет любима. Никогда не любима.

Она вдохнула через рот, держа глаза закрытыми, позволяя этому пройти. Это пройдет. Как бы плохо ни было, все проходит.

Дверь захлопнулась, и она осталась лежать, надеясь на сон и сладкое, сладкое забвение от затмения.

Кровать опустилась рядом с ее бедром, и она очень надеялась, что Зен просто проверит пульс и оставит ее на некоторое время. Ее сестра, благодаря своей работе с выжившими, очень хорошо понимала, что кому-то нужно в определенный момент. Она всегда была такой, категоричной несмотря на то, что была тихой. Зефир нуждалась в пространстве, чтобы дать волю неприятному чувству, не задевая при этом никого другого.

Сильные, мускулистые руки обхватили ее за талию, притягивая к большому, твердому телу, запах дикой природы и мускуса, который она инстинктивно узнала, овладел ее чувствами.

Она замерла, полностью застыв, пытаясь осмыслить происходящее.

Во всех ее прогнозах будущего, а их у нее было много из-за ее гиперактивного воображения, не было ни одной возможности, чтобы он пришел, чтобы найти ее. Она всегда полагала, что он просто скажет ей «скатертью дорога», оставит ее в покое и будет жить дальше, как жил всегда.

Это было неожиданно, и она не знала, что чувствовать. Радоваться его появлению? Грустить? Злиться? Обижаться? Горевать? Любить? Что она чувствовала?

Ей хотелось, чтобы эмоции были похожи на цветы, красивые и разноцветные, чтобы можно было выбирать, какие из них ей нужны в то или иное время. Для некоторых, возможно, так и есть. Но не для нее. У ее цветов были шипы, и они заставляли ее кровоточить.

И от нее не ускользнуло, что он впервые держал ее в своих объятиях вот так, его плотное тепло и сила окутывали ее, лучше, чем ее одеяла, должна была она признать. И все же она не могла расслабиться в его объятиях. Ее сердце, уязвленное, признавало в нем и мучителя, и целителя, и она позволила ему вести внутреннюю борьбу, слишком устав беспокоиться. Он хотел обнять ее, сейчас, как никогда? Она позволила ему, помня каждый раз, когда он этого не делал, каждый раз, когда он отказывал ей или уходил, когда она нуждалась в ласке.

Его рука обхватила ее талию, мягко сжимая ее, его губы целовали кожу под ее шеей. Другой рукой он обхватил ее голову, прижимая ее тело к себе. Он вдыхал то место, где сходились ее шея и плечо. Он мягко погладил ее живот своей большой ладонью. В промежутках он слегка сжимал ее.

И она ненавидела то, как трепетало ее предательское сердце от его нежных ласк.

— Я скучаю по тебе, Радуга.

Его хрипловатый голос заставил ее зажмурить глаза.

Нет. Нет. Нет.

Он не делал этого. Нет.

Это был не ее план. Он портил ее планы. Она собиралась погрязнуть в грехах, а потом послать ему записанное объяснение и документы на развод. Он не должен говорить, что скучает по ней, не сейчас. Он не должен называть ее радугой, не сейчас. И уж точно он не должен обнимать ее так, будто она важна для него, не сейчас.

Она оставалась неподвижной, поджав губы.

— Поговори со мной, пожалуйста.

Нет.