Иногда заказчик очень богат и очень занят – например, это князь или его ближние люди. Им некогда каждый день приезжать и примерять. Тогда, за отдельную плату, я вырезаю из мягкой сосны деревянного болвана, с размерами, совпадающими с размером заказчика, с той же шириной плеч и тем же обхватом груди и пояса, и вяжу броню на болване. Но так бывает редко.
И если хозяин доспеха за год раздобрел или, наоборот, сбросил жир в походе – он приходит ко мне опять, и я перевязываю ему доспех заново.
Ещё делаю шлемы и щиты, опять же – кожаные, по скифскому образцу. Считаю, у скифов была лучшая оборона. Скифский кожаный щит мало весит, гнётся, оборачивается вокруг спины, и при этом держит удар меча и стрелы, а копьё и рогатина в нём застревают.
Мой отец однажды показал мне скифский щит бычьей кожи, – каждая пластина того щита была сложена из нескольких более тонких пластин, сдавленных под гнётом и склеенных, как гуннский лук, костяным клеем. Этот очень старый, во многих местах полопавшийся щит тем не менее гнулся по четырём сторонам и легко держал удар любого железного оружия.
Я занимаюсь этим делом с пяти годов, обучал меня отец, такой же оружейник, а его обучал дед.
Броня, которую я делаю, – лучшее оборонительное оружие в мире.
Она почти ничего не весит, её можно свернуть в узел, стянуть ремнём и кинуть за спину, а на привале – расстелить и спать на ней. Об неё можно и нужно вытирать руки. Её можно носить пешему воину и верховому. Её можно и нужно в жару носить на голое тело, а в холод поддевать рубаху или войлочный поддоспешник.
Броня состоит из полутора тысяч одинаковых пластин, каждая размером с большой палец взрослого мужчины. Каждую пластину можно легко вынуть и заменить на другую. Пластины можно связывать меж собой и волосяными, и кожаными шнурами, и бычьими жилами, и медной проволокой; сам хозяин доспеха легко может поменять одну или несколько пластин, потратив на это часть вечера.
Всё, что я знаю об этом, я знаю от отца и деда. Но кое-что и сам понял.
Лучшую кожаную броню делают кочевники, живущие далеко на юге: скифы и сарматы. Славяне, обитающие в лесах и по краю лесов, не имеют в пользовании такого количества скота, но тоже неплохо умеют обрабатывать шкуры животных, особенно, как я уже говорил, преуспели в дублении.
Шкура, хорошо и правильно вымоченная в растворе дубовой коры, становится крепче камня, но при этом не теряет своих свойств, хорошо впитывает жир и сало.
Наборная кожаная броня возникла за много столетий до нашего рождения.
В дальних походах я видел на чужих воинах брони и доспехи, доставшиеся в наследство от прапрадедов, но сохранившиеся так, будто были связаны вчера. Кожа, как все вы знаете, не гниёт.
По мере того, как расширялась каста воинов, увеличивалась и нужда в боевых доспехах. Броня отличала воина от прочих, и каждый воин хотел иметь свою броню, сделанную по собственному разумению, не похожую на остальные. Поэтому не бывает двух одинаковых броней, каждая чем-то отличается от другой, даже если собрана одним умельцем: один просит наплечники пошире, другой вместо шнуров желает иметь лямки с медными или костяными пряжками, третий желает шлем с забралом, и чтоб на забрале была выжжена раскалённой иглой зверская морда.
Каждый мальчишка в пять лет начинает рисовать свой доспех, царапая ножичком по берестяной глади. А в двенадцать идёт наниматься к князю. И если князь его наймёт и выдаст задаток – такой парень сразу бежит к оружейнику и заказывает ему кожаную броню с нагрудником и наплечниками, придуманную в пять лет, в восемь – усовершенствованную. Взлелеянную, вымечтанную.
Смотри на мою броню: видишь? Полторы тысячи одинаковых кожаных пластин.
Гляди: она переливается, как вода.
Ничего лучше нельзя придумать.
Но я придумал.
Теперь смотри вот сюда.
Эта броня ещё лучше. Она крепче железной. Это связано из очень маленьких пластин, каждая размером с ноготь. В каждой пластине восемь дырок, пробитых железным шилом. Эта броня гнётся во все стороны, а вдобавок выглядит страшно, как кожа древнего великана. Это лучшая броня из всех, какие бывают.
Про цену я ничего говорить не буду. Я не торговец, я не умею. Я объясню, как это выглядит с моей стороны.
За год я могу сделать пять полных броней, включая панасырь, шлем и щит.
Кожаные делаются быстрее, костяные – гораздо медленней.
За жизнь я могу сделать от семидесяти до ста полных броней. Можно и больше – но я не знаю, когда мои глаза ослабнут. Доспешные умельцы часто работают при свете лучины или костра, и обычно к тридцати годам зрение их портится.
То есть, каждая броня, каждая большая работа для меня особенная: мне суждено связать сотню щитов, и сотню шлемов, и сотню нагрудников, и две сотни наплечников.
Думаете, это много?
Это ничего.
Я знаю, что шлем, который я сделал вчера, – девятнадцатый по счёту, и мне осталось ещё примерно восемьдесят шлемов, если проживу полную жизнь, если не помру от болезни или не убьют.
Выходит, что каждая моя работа – штучная, особенная.