Финляндия: государство из царской пробирки

Осуществляя свою программу, Н. И. Бобриков водворил русский язык в сенате, увеличил число уроков русского языка в лицеях (гимназиях), учредил в Финляндии первую русскую газету, проектировал постройку моста через Неву с тем, чтобы соединить железнодорожные сети Финляндии и империи, начал громадную работу по наделению безземельного населения землею и т. п.[480] Он шёл к намеченной цели постепенно и последовательно.

Финляндские политические деятели остались крайне недовольны работой генерал-губернатора и принялись ему активно противодействовать. Они апеллировали к Европе — к той самой Европе, которая усилиями Наполеона I водворила французский язык в самых отдалённых уголках Бретани, Эльзаса и Прованса, которая в Англии требовала знания английского языка от каждого носящего мундир правительства или крупной компании.

Следует отметить, что введение русского языка в делопроизводство финляндских правительственных учреждений никак не ущемляло интересы рядовых жителей Финляндии, поскольку чиновники этих учреждений по-прежнему были обязаны принимать и давать установленный ход прошениям частных лиц, написанным на шведском или финском языке, а также, по ходатайству просителей, выдавать им шведские или финские переводы своих решений[481].

Новая русская газета бойкотировалась финляндской «прогрессивной общественностью», не желавшей даже духовного сближения с русскими. Мало-помалу финляндские политические деятели остановились на идее пассивного сопротивления всем русским требованиям и желаниям.

После введения нового устава о воинской повинности местная «прогрессивная общественность» стала агитировать новобранцев не являться к призыву. Политика занесена была даже в стены церквей. Для агитации, с целью вызвать сочувствие Запада к Финляндии, было организовано особое бюро печати. Появились подпольные издания. Короче говоря, все средства для борьбы с представителем русского правительства признавались желательными[482].

Порой доходило до полного абсурда. В одном старом законе (1772 года) возражавшие сенаторы нашли перечень качеств, которым должен удовлетворять ШВЕДСКИЙ чиновник, и там — заявляли они — нет никакого требования по знанию РУССКОГО языка! В другом законе (1734 года) они раскопали статью, воспрещавшую судье писать приговоры на иностранном языке. Отсюда финляндцы делали заключение о неправильности введения русского языка в их краю[483].

Усилившаяся враждебная по отношению к России пропаганда побудила Бобрикова озаботиться упразднением финских армейских стрелковых батальонов. Получив в 1901 году на это Высочайшее разрешение, он быстро их расформировал[484], чем изрядно облегчил властям подавление революционных выступлений. Существуй во время знаменитого Свеаборгского восстания финские батальоны, они, скорее всего, перешли бы на сторону повстанцев.

Особенное недовольство высказали финляндские политики при появлении положения 3 февраля 1899 года, которым устанавливался новый порядок издания законов, касавшихся как Финляндии, так и России. Такой порядок ранее не был указан и естественно, что его должна была установить верховная власть при посредстве центральных учреждений империи. Точно так же вполне нормальным представлялось новое требование, чтобы по законам, затрагивающим интересы всей империи, сейм Финляндии имел лишь совещательный голос.

Тем не менее местные руководители оппозиции усмотрели в законе 3 февраля посягательство на весь общественный и политический строй Финляндии, нарушение их местных основных законов, даже попрание высшей справедливости. Сколько ни пыталось российское правительство образумить финляндскую оппозицию — ничего не помогало. Агитация и недовольство в крае росли. Закон самовольно объявили недействительным в Финляндии. Правительству пришлось временно выслать за границу некоторых особенно беспокойных лиц, но этого оказалось совершенно недостаточно[485].

Итак, старания царских властей, десятилетиями заботливо культивировавших финский сепаратизм, дали наконец свои плоды. К началу XX века местная «прогрессивная общественность» вполне созрела для того, чтобы взять курс на отделение Финляндии от Российской империи.

Поначалу для борьбы с «царским гнётом» была избрана тактика «пассивного сопротивления», состоявшая в том, чтобы саботировать все требования центральной русской власти и её представителя в Великом княжестве генерал-губернатора Н. И. Бобрикова. Подобная идея была выдвинута ещё в царствование Александра III в статьях баронов фон Борна и Р. Вреде[486].

Несмотря выбранное ими название, пассивностью финляндские националисты не отличались. Помимо прочего, они устраивали хулиганские акции вроде изгнания из гельсингфорской гостиницы «Societe» проживавшего там корреспондента ненавистных им «Московских ведомостей» П. И. Мессароша, насолившего им целым рядом своих публикаций. Интересно отметить, что среди финских патриотов, отметивших себя этим «подвигом», находились граф, барон, доктор, магистр, лагман и судья, то есть цвет местной «национальной элиты»[487].